Книга Воздухоплаватель. На заре авиации - Юрий Корчевский

– Поднимайся, Иван! Ты нас видеть хотел? Смотри. Врага видишь? Я офицер, авиатор, на аэроплане летал, немцев бил. И тебя не эксплуатировал, как твой Ленин говорит. Твои собратья офицеров расстреливают, вешают, пытают без всякого суда и следствия. Разве это законно? Вот сейчас в Архангельске англичане высадились, во Владивостоке американцы и японцы. Армия нужна, чтобы страну оборонять. А где она, армия? Разогнали-распустили по домам армию, а теперь мобилизацию объявили. Ну, придет необученный парень в армию, кто его обучит, в бой поведет? Разве не офицер? Э, да что с тобой говорить! Поднимайся!

Иван повернулся на бок, встал на колени, неловко встал. Андрей в левую руку саквояж взял. Сидор уже за плечами висел.

– Выходи. И не вздумай бежать. Застрелю. Мне тебя не жалко, ты Родину и веру предал.

Потом Андрей решил молчать. В полчаса Ивана не переубедить, зачем силы тратить?

Впереди Иван, за ним Андрей, замыкающей Настя семенит. Вышли из села, по грунтовой дороге на восток. Андрей у деда Пантелея еще вчера расспросил, как добраться до ближайшей железнодорожной станции. Оказалось, путь не близкий. От Москвы на Дон две железнодорожные ветки идут. Одна через Курск, потом на Харьков и на Ростов. Другая ветка через Ефремов, Лиски, Воронеж на Ростов.

Кроме как поездом ехать нечем. Коней у них нет, да и были бы, Настя в седле без навыков долго не продержится. Это только со стороны смотреть легко.

Автобусов на России еще в помине нет, грузовики счет на десятки ведут, и все их большевики экспроприировали. Вот и остается – к чугунке идти.

От Ефросимовки отошли километров на пять-шесть, ночью определить сложно. Как на бревенчатый мост зашли, Андрей приказал Ивану остановиться. Изо рта пленного кляп вытащил.

– Ничего перед смертью сказать не хочешь?

– Сволочь белогвардейская!

А далее про победу мировой революции и прочий бред. Андрей слушать не стал, вскинул Наган, изъятый у Ивана, и выстрелил в голову. Мертвое тело с шумом рухнуло в реку. Андрей швырнул в воду револьвер. Настя стояла в оцепенении, прижав ко рту ладонь.

– Зачем ты его?

– Или мы его, или он нас, другого не дано. А если жалко стало, вспомни станцию, поезд.

Про маму убитую Андрей умолчал, но Настя поняла. К утру вышли к Полянам. Андрей купил хлеба, селянской колбасы, поели. Хлеб и сало, что дед Пантелей дал, Андрей приберегал.

Потом Урынок, где после полусуток ожидания повезло чудом сесть в переполненный поезд. В Воронеже помогли солдаты из «Союза бежавших из плена», посадили на другой поезд. А южнее Воронежа уже степи пошли, казачьи станицы. Поезд то шел, то останавливался. Когда на станциях, набрать воду или угля, это понятно. Но когда стоял в чистом поле, было необъяснимо. До Ростова уже полсотни километров оставалось, как поезд встал. Час остановки, второй. Потом проводник объявил:

– Поезд дальше не пойдет, состав будет возвращаться.

С руганью пассажиры покинули вагоны. Где станция? Сколько до нее? Кто на ней? Белые или красные? Андрей решил идти по тропинке, что шла вдоль насыпи. Через час хода послышалась отдаленная пушечная стрельба. Голос трехдюймовки Андрей сразу узнал. Стало быть, бой идет. Или казаки с красными бой ведут, или Добровольческая армия. В Добровольческой армии треть – это гимназисты и юнкера, по большому счету подростки, необученные, но воспитанные правильно, у кого душа болела за страну. Даже Максим Горький, великий пролетарский писатель, «буревестник революции», по образному выражению Ульянова-Ленина, был шокирован методами большевиков. При перерегистрации партийцев после революции в октябре не проходил ее сознательно и в компартию больше не вступал, уехал из страны на Капри. Вернулся в 1928 году, старался помочь писателям, попавшим в опалу, за что с 1932 года стал невыездным.

Пассажиры с поезда, слыша звуки далекого боя, ускорили шаг. Андрей же сошел с тропинки. Где бой, там его место. Настя шла за ним.

– Андрей, там опасно, стреляют, – предостерегала она.

– Знаю, тобой рисковать не буду.

Чем ближе к месту стрельбы, тем ожесточеннее. На пути хутор попался в три избы, а скорее, выселки. Андрей договорился с хозяйкой избы приютить на несколько часов, ну максимум до вечера Настю.

– Как хутор-то называется?

– Так Выселки, – ответила хозяйка.

Не ошибся Андрей с названием. В лучшие годы, еще до Первой мировой, рукастые хозяева брали наделы земли, всей семьей обрабатывали, строили избы. После Гражданской войны Выселки поменяли статус, стали местом поселения неблагонадежных.

А сам где быстрым шагом, а местами и бегом к месту боя. Впереди зачастил Максим. Очередь длинная, на половину ленты. Так бывает в критические моменты боя, когда враг напирает, и, если не отразить атаку, ворвется на позиции. Андрей выбежал из рощи и сразу оказался в тылах батареи. Собственно не батареи, а половины ее – три трехдюймовки, а возле них артиллеристы в шинелях, причем с погонами. Стало быть, Добровольческая армия. Но на полубатарее какая-то растерянность. Далеко впереди видна наступающая конница, сотни две на беглый взгляд. А пушки молчат. Андрей не выдержал, последние десятки метров не шел, а бежал.

– Кто командир?

– Убит командир.

– А почему не стреляем?

– Шел бы ты отсюда поздорову, гражданин хороший, – огрызнулся артиллерист. Командир-то единственным офицером на батарее был, кто мог огонь корректировать.

– Я офицер. Дайте бинокль.

Солдаты как-то подсобрались, быстро принесли бинокль. Наверное, убитого командира. Андрей поднял бинокль к глазам. На оптике есть сетка, позволяющая приблизительно определить расстояние до объекта. Сразу поймал на ростовые риски фигуру. Шестьсот метров, и дистанция сокращается с каждой минутой.

– Слушать мою команду! – закричал Андрей.

Артиллеристы разбежались по номерам. У каждого солдата свои обязанности в пушечной обслуге. Первый номер – наводчик. Его дело – навести пушку, дело заряжающего – установить дистанционный взрыватель специальным ключом и вбросить патрон в ствол. В артиллерии снаряд вместе с гильзой называют патроном. А есть еще подносчики снарядов, правильные. Это не считая ездовых, что при конях.

– Заряжающим – трубка пять! Наводчикам – визировать на цель, возвышение двадцать. Шрапнелью – первое орудие один снаряд – пли!

Орудие выстрелило. Для избежания лишнего расхода снарядов первое орудие ведет пристрелку. Если удачно, по тем же данным и установкам уже стреляет вся батарея. Против незащищенной цели – пехоты, конницы – самый эффективный снаряд – шрапнель. Эффект при удачном выстреле просто ошеломляющий. Все пушкари сейчас напряженно наблюдали, где рванет. Через секунду в воздухе дымовое облако. Это сработал вышибной заряд. Везение редкостное, потому как Андрей отдавал команды, не имея карты, компаса, даже логарифмической линейки для простых расчетов, этих самых минимально необходимых командиру батареи инструментов.