Книга Утешный мир - Екатерина Мурашова

* * *

Мы встречались еще раз, три года спустя, по поводу Любиной профориентации. Я, конечно, спросила. Роман и Юлия развелись. Развод был хороший, отношения сохранились у всех со всеми. Люба осталась с матерью, Кирилл – с отцом. Роман уже снова женился – на женщине с ребенком-инвалидом. Сейчас они подумывают об усыновлении еще кого-нибудь.

– Я даже не представляла, как это на меня давило, пока оно не кончилось! – тихонько призналась мне Юлия. – Теперь я вижу, как то же самое происходит с его новой женой: она была сильная и веселая, а сейчас просто в вату превращается. Но я ведь не должна ей ничего говорить, у нее же ребенок-инвалид, она с ним настрадалась, а Роман ей?..

Я вздохнула:

– Ничего не должны. Это ее жизнь. Пусть она сама решает.

– Да, конечно, спасибо.

И они с дочерью ушли, взявшись за руки.

Дорога уходит вдаль

Пришла одна. Выглядела не красивой, но миловидной, аккуратной и… не знаю, как сказать точнее, но, вероятно, самым правильным будет слово, вроде бы для описания внешности не подходящее, – порядочной.

Говорила сразу на чуть-чуть повышенных тонах. Назвалась Тамарой.

– Я к вам за советом. Без детей, потому что по поводу себя. Но детей тоже касается. Очень.

– Психологи обычно советов не дают, – нейтрально сообщила я.

– Тогда посоветуйте не как психолог, а просто как человек, – неожиданно парировала она. – Мне нужен кто-то со стороны, я сама уже с ума схожу.

– Давайте вы сначала расскажете, в чем дело, а там посмотрим.

Мне не сразу удалось выстроить ее рассказ. Она все время норовила быть краткой, изложить суть, «взять быка за рога» и получить-таки вожделенный совет. А я все время пыталась от выдачи совета увернуться. Все вместе напоминало какую-то детскую игру, хотя тема оказалась совсем не детской. Совета было не жалко, и никакие принципы меня особо не сдерживали. Просто посоветовать мне ей было нечего, увы. Поэтому я старалась хотя бы развернуть и систематизировать происходящее – вдруг ей самой откроется что-то такое, что поможет принять решение.

– Я выросла в полной, благополучной семье, – сообщила Тамара. – И это благополучие всегда как-то подчеркивалось. Мама, папа, я и мой младший брат. Все чин-чинарем. Я училась в музыкальной школе, играла на скрипке, брат – в спортивной, он занимался легкой атлетикой. У меня была отдельная комната. По воскресеньям мы всей семьей ездили гулять в парки или ходили в музеи. Мама в музее и работала – по полдня четыре раза в неделю. Нам с братом говорили: мы создаем вам условия, ваша задача – радоваться жизни и хорошо учиться. У тебя нет причин учиться плохо – генетика хорошая, семья благополучная, все условия. Я понимала, что это так и есть, и училась хорошо. Некоторые предметы шли у меня легко – всё, что связано с текстом, с языками. То, что связано с формулами, давалось много труднее. «Что ж, тут надо посидеть», – говорили родители. Я сидела и даже получала удовольствие, когда через несколько часов наконец понимала, как решить эту задачу, или какой-нибудь огромный и страшный пример сокращался до крошечного выражения. За редкие двойки меня не наказывали и почти не ругали – мама, папа и бабушка просто сокрушенно качали головами: ну что ж ты нас так подводишь… Я могла два часа простоять у учителя под дверью – в конце концов мне всегда позволяли всё исправить. Подруги завидовали мне и признавались в своей зависти: как у тебя все спокойно и благополучно. У одной из них пил отец, у другой мать осталась одна с двумя маленькими девочками, и она день и ночь пропадала на работе, чтобы всех одеть и накормить. Третья росла единственным избалованным ребенком, вечно (задолго до переходного возраста) скандалила с родителями и завидовала тому, что у меня был младший братик, с которым можно играть. Я сама (никому в этом не признаваясь) завидовала дворовой приятельнице, с которой мы виделись, в общем-то, нечасто. Она жила вдвоем с мамой, они часто, громко чему-то смеясь, катались по бульвару на роликах, взяли с улицы большую черную дворнягу, регулярно ходили обедать в «Макдональдс» и иногда, взяв рюкзаки и карты, отправлялись «в путешествие» – не имея никаких планов и не зная, что будет и кого они встретят по пути. «Наш единственный настоящий бог – дорога, все мы путники в этой жизни», – говорила обвешанная фенечками мама приятельницы. Их рассказы казались мне сотканными из разноцветных бус. В их одинаковых глазах (я до сих пор не знаю, какого они у них были цвета) кончалась радуга. Мои родители, разумеется, не одобряли этой дружбы, но ничего мне не запрещали. К девятому классу мы фактически перестали видеться – музыкальная школа и подготовка к экзаменам просто не оставляли мне свободного времени.

После окончания школы я поступила в технический вуз, который закончил отец и который давал «качественное базовое образование». Меня ни к чему не принуждали: если бы я настаивала на филфаке или еще чем-нибудь подобном, никто из домашних не стал бы возражать. Но у меня не было никаких осознанных профессиональных устремлений. Наверное, мне хотелось бы что-то делать с самыми маленькими детьми – учить их клеить, вырезать, играть в игры… «Но это же не профессия, – удивилась мама. – Будут у тебя свои дети, будешь с ними все это делать». Я, конечно, согласилась.

Среди студенток я ничем не выделялась, но мальчиков в нашей группе и на факультете было много больше, чем девочек. Поэтому за мной ухаживали. Я ко всем относилась хорошо, ухаживания мне льстили. Мама говорила: когда речь идет о семье, надо смотреть не на внешность, а в глубину. Главное, чтобы человек был хороший и надежный. Я была с ней очень согласна и старалась смотреть соответственно. Я вышла замуж за хорошего человека – в этом я не сомневалась ни минуты за все годы нашей совместной жизни и не сомневаюсь сейчас. Он чуть-чуть ниже меня, лысоват и, когда ест, как-то странно щелкает челюстью. У нас двое детей, два мальчика – шесть и десять лет. Я очень много с ними занималась, когда они были маленькие, – мне ведь это так и нравится: придумывать игры, пособия для маленьких, да. До недавнего времени мы жили совершенно благополучно.

С Костей я познакомилась на случайном корпоративе. Это была даже не моя контора, а соседняя, мы просто расположены в одном здании, а я вечером задержалась с проектом, и меня позвала знакомая. Он сказал: вы не такая, как все. Я засмеялась: вы ошибаетесь, я всегда была как раз такая! Он сказал: все эти годы вы обманываете себя и других, но меня-то вы не обманете!

Сначала это был ручеек, а потом – как вода, прорвавшая плотину. Коллега, приведшая меня на тот злополучный корпоратив, рвала на себе волосы: он просто бабник, он трижды был женат, не считая всего другого, ему просто прикольно, что ты такая прилизанная и порядочная, для него это вроде спорта, он любит и всегда любил только себя, возьми себя в руки, опомнись!

Говорят, что любовь слепа. Может быть, но я-то прекрасно видела, что всё, что она говорит, – правда. Но это ничего не меняло. У Кости прекрасные мягкие русые кудри, он занимается спортом и отлично сложен, он умеет говорить комплименты и слушать женщину, в его руках, глазах, словах я чувствую себя скрипкой Страдивари. И это правда. Он говорит, что никогда не встречал такой чистой и цельной женщины, как я, что я – глоток чистой воды в его пропащей жизни, любовь ко мне – его крест и его спасение, просит, чтобы я бросила мужа и ушла к нему, клянется, что будет любить моих сыновей, и мечтает о нашей совместной дочери – такой же прекрасной, как я. И это все вранье. Ему нет никакого дела до моих детей и, в общем-то, до меня самой. Он просто это умеет, он профессионал в обращении с женщинами. Но для меня это не имеет никакого значения. Потому что рядом с ним я чувствую себя удивительно живой. В его глазах я вижу ту же радугу, что у давней дворовой подружки и ее матери.