Книга Глубина - Ян Валетов

В голосе ее неожиданно прозвучала мечтательность.

– До восьмидесяти я не доживу, – возразил Пименов.

– А может и доживешь, – не согласилась Ленка. – Не тебе решать. Сколько отмерили – все твое. А каждому – свое. И этому кастрату, и муженьку моему, и двум этим сучонкам-собачонкам…

– И тебе, – добавил Губатый.

– И мне, – согласилась Изотова. – Так что, если что случится со мной, значит ниточка кончилась.

– Я надеюсь, что ничего не случится, – сказал Пименов, сам не веря, что говорит такую глупость. – Если повезет – за выходные все достанем. Не повезет – провозимся чуть дольше.

– Ага, – произнесла Ленка весело. – Точно, Пима! И достанем, и поделим и пропивать начнем… Не пойму я, Леша, как ты дожил до такого преклонного возраста таким вот нормальным человеком. Аж жуть берет! Ведь четко шел на заслуженного «синяка». Настоящего такого дворового алкаша, которого все знают с детства. И каждая приподъезная бабулька с наслаждением рассказывает всю его славную биографию от первого шага, до первой бутылки «бормотухи». Ты ж уже «на дурке» должен был бы прописаться – ан нет! И хату родительскую не пробухал, и делом обзавелся. Хоть и говно дело, а ведь твое собственное.

– Ну, почему говно? – обиделся Губатый.

– Да потому, – отрезала Изотова, – что никогда ты с этого, Пименов, не станешь по-настоящему богат! Ни-ког-да! Будешь тянуться из года в год, найдешь себе такую же бескрылую как ты, женишься и так, от сезона в сезон, будешь тащить свой бизнес, как улитка домик – на горбу. Или ты думаешь, что станешь владельцем туристического флота?

– Ты намекаешь на то, что этот жемчуг для меня шанс?

– Я не намекаю, – поправила его Ленка, раскуривая новую сигарету. – Я тебе прямо говорю: если там, на «Ноте» что-то еще есть, то это не шанс, это Великий Шанс! И для тебя, и для меня! Мой правильный прадедушка ради этого оставил вдовой мою революционную прабабушку, одну, с двумя детьми. А ведь, говорят, любил ее больше жизни. И не ради бабок он там внизу остался, а только ради нее. Вот он понимал, что удайся ему это дело – и все! Другая жизнь! Жизнь, Пима, а не существование!

– Но не выгорело…

– Да! Не выгорело! Но он пытался, по крайней мере…

– А прабабке твоей от этого легче стало?

– Моя прабабка никогда не сказала о нем ни одного кривого слова. Знаешь, Леша, мужчина, это не просто особь с яйцами и членом, который суют куда ни попадя. Мужик – это двуногое, способное на поступки! На любые – умные, глупые, безрассудные, но – поступки. И моя прабабка это понимала. Это большинство баб понимает, кто мозгами, кто интуитивно. А большинство из вас помочиться утром считает актом мужества. Вот скажи мне, на кой хрен я тебе это все говорю? Ты ведь все равно ничего не понимаешь!

– Я вот все думаю, – сказал Пименов серьезно, – а где у тебя яйца, Ленка? Ты ведь целеустремленностью своей любому мужику фору дашь.

– А ты пощупай еще раз, – Изотова подошла вплотную, прижалась к исчерканной груди Губатого и ухватив его руку за кисть, сунула ее себе между ног. Там было тепло и влажно, ладонь слегка покалывали отрастающие на подбритом лобке волоски. – Мне яйца не нужны. Зачем? У меня есть вот эта штучка и неплохие мозги. Так что – стоит мне захотеть, и у меня этих яиц будет, как в инкубаторе. В жизни не согласилась бы быть мужиком! Врать не буду – нашелся бы кто-то, рядом с кем можно было бы почувствовать себя просто бабой, была бы счастлива. Но нет таких! Нету, Пима! Повывелись. Измельчала порода.

Она отступила на полшага, высвободив его руку из плотных горячих объятий и улыбнулась – улыбка ее была хорошо видна в отблесках лунного неверного света.

Губатый покачал головой, всем своим видом выражая сомнение.

– Не веришь? – произнесла Изотова с обидой в голосе. И сама ответила на вопрос: – Не веришь. А знаешь, почему? Потому, что ты и сам такой же, Леша. Ну, может чуть получше, чем все остальные. Воли у тебя чуть побольше, желания выжить. А вот того что заставляет мужика ловить шанс, и близко нет. Ты в рулетку когда-нибудь играл?

– Знаешь, – ответил Губатый, – мне деньги очень тяжело достаются. Слишком тяжело, чтобы я просаживал их за игрой…

Изотова щелчком отправила окурок в волны, плескавшиеся в ночи и сказала сочувственно, но в этом сочувствии скрывалась изрядная толика издевки.

– Дурашка ты, Пима… Я не о том. Сменить судьбу дятла, которой изо дня в день только и делает, что долбит сухое дерево, не хотелось никогда?

– На что? На судьбу райской птицы? Так дятлу никогда не стать райской птицей! Никогда! У природы есть свои законы, Ленка…

– Да ты что?! – делано удивилась Изотова. – Законы, говоришь? А по какому такому закону вот тот писклявый человечек с глазами карманного вора ворочает такими деньжищами? По какому праву? Не знаешь? Так я тебе расскажу – по праву сильного, Пименов! И нет никаких других прав и законов, кроме этого! И не было никогда!

– Во веки веков! Аминь! – сказал Губатый. – А право умного?

– Ну, ну… – Отозвалась Изотова. – Вот ты у нас умный, Леша! Ты у нас много книг прочел. Ты, вообще, интеллектом можешь раздавить кого хочешь! Только жизнь свою прожил, как под кустом высрался. Чего ты стоишь в свои тридцать с гаком? Вот сдохнешь завтра, и что после тебя останется? Да хрен с изюмом – и тот не останется! Полтора на два да на два метра плюс покосившийся крестик из плохого дерева…

– А после тебя? – спросил Пименов, закипая от злости.

– И после меня! Но разница есть, Пима! Я каждый шанс хватаю зубами, даже если и шанса-то нету, а есть только намек, бледная тень, мираж! И Кущ хватает! И муженек мой, не будь дурак… И не чистоплюйствуем при этом, ротик брезгливо не кривим!

– Есть у нас в порту пацаны, – сказал Губатый, беря себя в руки. – Кого-то из них ты помнишь, наверное, по школьным годам. Лихие такие парни, которые любят риск. Их, правда, мало осталось. Выжили самые приспособленные или везучие, а остальные, те которые мнили себя великими, уже под плитами. Спокойные такие и безо всяких претензий к окружающему миру. Кое-кого хоронили в дорогих гробах, кое-кого – в простых. А кое-кого не нашли вообще, или не соскребли с асфальта, и вместо них в полированных ящиках – пустота. Так вот, один из них, самый крупный паук в нашей банке, иногда любит со мной поговорить, так, на умняке, и есть у него фраза, прямо, как для тебя писанная: «Блатная жизнь интересная, но очень короткая!»

– Посмотри на «Ласточку», – отозвалась Ленка. – Посмотри внимательно, Пима! И на свое корыто глянь со стороны! И пойми – важен результат! Чего ты в жизни добился важно, а как – это твои подробности! Что толку было бы – будь Кущенко честным? Кому бы от этого стало лучше? Ему? Тебе? Державе? Что, оттого, что он зашибает настоящую деньгу, у нас шпионы и диверсанты пачками через границу лезут? Ни фига! И он при своем, и держава при своем! Так что уясни: я – это твое счастье, Леха! И не потому, что тебе нравится меня долбить! А потому, что я тебя расшевелю, если повезет. И даже если мы не найдем ни черта, тебе будет что вспомнить! А если ты по-настоящему умный, и если тебе попрет по-черному и когда-нибудь в твоей сраной жизни подвернется еще один хоть крохотный шансик, ты его, Пима, не пропустишь! Ты опять сыграешь, Пименов, потому, что это, как секс – стоит один раз кончить, и ты на крючке…