Книга Война детей - Илья Штемлер

Глеб написал свою фамилию, имя, отчество. Коренастый повернулся к скрипачу:

– Сам меня первым ударил, а теперь…

– Я вас не трогал. Я шел с концерта, – вяло произнес скрипач.

– Ну скажи, скажи. Ты не первым его ударил? – вступил гитарист. – Честно!

– Тихо! – прикрикнул дежурный. – Разберемся!

Он собрал анкеты и разложил их на столе, точно игральные карты.

– Так-так… Один, значит, студент политехнического, второй – слесарь-механик в институте, третий… Ты чем занимаешься? – дежурный посмотрел на коренастого.

– Я в настоящее время… болею. С легкими не в порядке.

– Болеет он! – возмутился скрипач. – Чуть руку мне не сломал, подлец!

– А вы не оскорбляйте! – поправил коренастый и взглянул на дежурного. – В официальном учреждении, не в пивной.

Скрипач сконфуженно умолк.

Лейтенант постучал карандашом по столу.

– Так-так… Хулиганите, значит? Избиваете граждан?

– Так он первым полез! – воскликнул коренастый.

Скрипач от изумления лишь покачал головой. Дежурный переводил взгляд с одного на другого.

– Конечно! – загалдели парни. – Он первый полез! И товарищ вот подтвердит. Он сидел на скамейке, отдыхал. Мы же к нему не приставали, верно?

Глеб уперся локтями в колени, положил подбородок на сжатые кулаки. Он молча, в упор разглядывал молодых людей. Обыкновенные ребята. Один – студент-политехник, почти коллега. Второй – механик в НИИ. Глеб-то знал, что это значит. Экспериментальная работа. Тонкая, требующая хороших рук.

– Как же вы могли? – тихо проговорил Глеб. В голосе его, негромком, слегка растягивающем слова, звучало такое отчаяние, что молодые люди притихли, искоса поглядывая на Глеба. – Я все видел, лейтенант, и все расскажу.

Через полчаса опрос закончился.

Дежурный предложил каждому расписаться в протоколе. Затем распорядился, чтобы парней задержали до утра. Скрипача и Глеба он приказал отвезти домой на милицейской машине. А пока скрипач вышел в коридор, чтобы привести себя в надлежащий вид.

Лейтенант что-то записывал в толстую книгу, макая ручку в ученическую круглую чернильницу. В тихой дежурке тикал белый жестяной будильник. Из-под стола вышел сонный, тяжелый кот, вытянул лапы и сладко потянулся.

– Скажите, лейтенант, вы помните, на Менделеевской женщина погибла? – проговорил Глеб.

– На Менделеевской? – Лейтенант не поднимал головы. – Чтото припоминаю. Давно было.

– Не так уж… Три месяца и, скажем, двадцать дней.

– А что, вы и там проходили свидетелем? – усмехнулся лейтенант. – Вам везет. Спать надо по ночам, спать.

Он поднял голову и пристально посмотрел на Глеба:

– А с чего вы вдруг спросили?

– Нет, ничего. Просто вспомнил, – спокойно проговорил Глеб. – Сотрудник мой живет на Менделеевской. Рассказывал.

– Пока ничего не слышно. Глухо.

Глеб встал:

– Спокойной ночи, лейтенант.

– Бывайте!

***

Во втором этаже детского сада светилось окно, задернутое голубой занавеской.

У самого крыльца, в канаве, покачивался белый игрушечный кораблик.

Глеб притопил его носком ботинка. Кораблик исчез, но через мгновение вынырнул вновь и поплыл. Теперь до него не дотянуться.

За дверью раздался радостный голос Марины:

– Глебушка!

Дверь распахнулась.

На лестнице пахло чем-то съестным. И еще лекарствами.

Забытая кукла валялась на ступеньке, свесив в проем капроновые волосы. Глеб подобрал куклу и подбросил. Кукла лениво перевернулась в воздухе и плюхнулась мягко, как подушка.

– Эй! – крикнул он. – Не стойте слишком близко! Я тигренок, а не киска!

Глеб подхватил куклу и закинул ее на подоконник. Там что-то загремело, покатилось.

– Глеб! Ты что, с ума сошел?

Марина побежала наверх. Широкий халат, скрывавший ее располневшую фигуру, распахнулся. Глеб захохотал, повиснув телом на перилах. Марина остановилась на площадке второго этажа.

– Дурень!

– Ну вот, – не успокаивался Глеб. – Сразу и дурень!

– Что с тобой? Ты пьян? – Марина старалась сдержать раздражение.

– Я? Как стеклышко. Ни в одном глазу.

Марина зашла в свою комнату. Громко хлопнула белая больничная дверь.

– Эй! Почему у вас пахнет лекарствами? – крикнул Глеб.

Марина высунула голову:

– Послушай, если ты намерен орать, отправляйся лучше домой. И дай мне спать. Мне в семь детей принимать.

Глеб опустился на ступеньку, положил подбородок на колени.

Марина присела рядом.

– Простудишься, – проговорил Глеб усталым голосом. – Тут дует.

– Не простужусь.

Помолчали.

– Извини. Я тут раскричался, – проговорил Глеб.

– Чепуха. Сад пустой.

– Измучилась ты со мной, – пробормотал Глеб.

Марина вытащила из кармана розовый лоскут, разложила на коленях. Лоскут принял форму распашонки.

– Нравится?

Глеб взглянул на распашонку:

– А почему розовая?

– Розовая? Потому что у нас будет девочка. Хочу девочку!

Глеб усмехнулся:

– Чтобы не пришлось… покупать ему мотоцикл?

– Да! – подхватила она четко и раздельно. – Чтобы не пришлось покупать ему мотоцикл!

Глеб помолчал. Вздохнул:

– В таком случае надо ее приучить правильно переходить улицу. Еще неизвестно, мальчик лучше или девочка.

– Девочка, – прошептала Марина.

Как они давно не говорили об этом! Казалось, прошла вечность.

Казалось, что все-все забыто.

Лампочка под матовым круглым шаром мигнула и потускнела – изменилось напряжение в сети.

– Между прочим… кажется, дело о происшествии на Менделеевской сдали в архив.

Глеб вслушивался.

– Что ты молчишь? Говорю, дело, кажется, сдали в архив… Да ответь же что-нибудь!

– Что ответить? Мы с тобой часто мыслим одинаково, Глеб.

– Ты хочешь сказать, именно так я буду через много лет объяснять ему? Или ей? – Глеб скомкал распашонку и сунул в оттопыренный карман Марининого халата.

– Нам надо расстаться, Глеб.

В расстегнутом вороте ее халата виднелась рубашка с чуть надорванной мережкой.