Книга Дзэн и искусство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг

Теперь в ответ на вечный студенческий вопрос: «Как мне это сделать?» – который раздражал Федра так, что хоть в отставку подавай, он мог ответить: «Без разницы как! Делай хорошо». Упорствующий студент спрашивал в классе: «Но откуда нам знать, что хорошо?» – однако не успевал вопрос смолкнуть, понимал, что ему уже ответили. И кто-нибудь произносил: «Это просто видишь». А если тот стоял на своем: «Нет, не вижу», – ему отвечали: «Нет, видишь. Он доказал». И студенту – никуда не денешься – приходилось самостоятельно выносить суждения о Качестве. Именно это – и только это – учило его писать.

Прежде академическая система вынуждала Федра говорить, что он хотел, – хоть он и знал, что от этого студенты вынуждены подчиняться искусственным формам, которые уничтожают их творчество. Студентов, принимавших его правила, потом осуждали за неспособность творить – или за то, что их работы не соответствуют их личным меркам того, что хорошо.

Теперь же с этим было покончено. Вывернув наизнанку основное правило – все, чему надо учить, сначала следует определить, – Федр нашел выход. Он не совал студентам под нос ни принципов, ни правил хорошего письма, ни теорий – но вместе с тем показывал нечто весьма реальное, чью реальность они не могли отрицать. Пустота, созданная отменой оценок, вдруг заполнилась позитивной целью, Качеством, и все встало на места. Изумленные студенты приходили к нему в кабинет и говорили: «Я раньше просто ненавидел английский. А теперь только им и занимаюсь». И не один-два – многие. Понятие Качества было прекрасно. Получилось. Качество было таинственной личной, внутренней целью каждой творческой личности. И его наконец обозначили на доске.

Оборачиваюсь – как там дела у Криса? По лицу видно – устал.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – отвечает он, но голос злой.

– Можно когда угодно встать лагерем, – предлагаю я.

Он мечет в меня свирепый взгляд, и я больше ничего не говорю. Вскоре замечаю, как он пытается обойти меня по склону. Трудно ему – но вырывается. Идем дальше.

Со своим Качеством Федр зашел так далеко, потому что намеренно отказывался смотреть за пределы школьной аудитории. Тут уместно изречение Кромвеля: «Никто не забирается так высоко, как тот, кто не знает, куда идет»[19]. Федр не знал, куда шел. Он знал только, что у него получается.

Со временем, однако, он стал задаваться вопросом, почему у него получается – уже ведь ясно, что это иррационально. Почему работает иррациональный метод, когда все рациональные – такая дрянь? В Федре крепло интуитивное ощущение: он наткнулся отнюдь не на диковину. Тут все не так просто. А вот насколько непросто, Федр не знал.

Так началась кристаллизация, о которой я уже говорил. Окружающие недоумевали: «Чего он так переживает из-за этого «качества»?» Но видели они лишь слово и его риторический контекст. И не ведали былого отчаянья Федра от абстрактных вопросов самого существования, которые он, сдавшись, бросил.

Спроси кто угодно: что такое Качество? – это был бы просто вопрос. Но когда спрашивал он, само его прошлое разносило этот вопрос одновременно во все стороны кругами волн – то была не иерархическая структура, а концентрическая. Волны из центра пускало Качество. Пока эти волны мысли расходились, я уверен, Федр ожидал, что каждая достигнет некоего берега существующих порядков мысли и сам он вольется в эти мыслительные структуры. Но ни до какого берега ничего не докатывалось – вплоть до самого конца. Да и особого берега не возникло. Лишь вечно разбегающиеся волны кристаллизации. Я теперь как смогу попробую за ними проследить – это вторая фаза его исследования Качества.

Впереди Крис каждым своим движением показывает, как он утомился и сердится. Спотыкается, не отгибает ветви – они по нему хлещут.

Жалко это видеть. Видимо, отчасти тут виной бойскаутский лагерь, где он пробыл две недели до нашего отъезда. Из того, что он мне рассказывал, ясно: они там все эти выходы на природу превратили в сплошное выпячивание собственного «я». Докажи, что ты взрослый. Крис начал с низшего звена, и его тыкали носом: в низшем звене быть довольно позорно… первородный грех. Затем ему дали себя проявить длинной цепочкой свершений – плавать, вязать узлы… он перечислил десяток, но я их забыл.

Я уверен: если перед пацанами в лагере ставят цели «эго», они преисполняются и энтузиазмом, и духом товарищества, но в конечном счете такая мотивация разрушительна. Любое усилие с самовосхвалением в конечной точке неминуемо завершится катастрофой. И вот мы за это платим. Если взбираешься на гору, чтобы доказать, какой ты большой, вершины почти никогда не достигнешь. А если и взойдешь, победа окажется пустой. Чтобы добиться победы, придется проявлять себя вновь и вновь другими способами, опять и опять, вечно стремиться наполнять пустой образ – с неотступным страхом, что образ ложен и рано или поздно кто-нибудь это поймет. Так не годится.

Из Индии Федр написал письмо о паломничестве на святую гору Кайлас – к истоку Ганга и обители Шивы, высоко в Гималаях. Он ходил туда с одним святым и его последователями.

Федр так и не дошел до горы. На третий день он в изнеможении сдался, и паломники ушли дальше без него. Он писал, что физическая сила у него была, но ее недостаточно. Интеллектуальная мотивация тоже была, но и это не все. Он не считал себя самонадеянным, но шел в паломничество, чтобы расширить собственный опыт, достичь понимания ради себя. Он пытался использовать гору в своих интересах – да и паломничество тоже. Воображал неизменной сущностью себя – не паломничество и не гору, а потому оказался не готов. Другие паломники, размышлял он, – те, что дошли до горы, – вероятно, ощущали ее святость так сильно, что каждый шаг для них был актом преданности, покорности этой святости. Святость горы вселилась в них самих и давала им силы вынести гораздо больше того, что мог вытерпеть он, несмотря на бо́льшую физическую силу.

Со стороны эгоистическое карабканье в гору и самоотверженное восхождение кажутся одинаковыми. И те скалолазы, и другие передвигают ноги. И те, и другие вдыхают и выдыхают воздух с равной частотой. Останавливаются, когда устанут. Идут вперед, когда отдохнут. Но разница, разница! Эго-скалолаз подобен инструменту со сбитой калибровкой. Он переставляет ногу на секунду раньше или позже, чем нужно. Скорее всего, не увидит прекрасных лучей солнца, пронизывающих кроны. Он продолжает идти, даже когда небрежность шага показывает, что он устал. Отдыхает, когда не надо. Пытается разглядеть, что его ждет выше по тропе, хоть и знает, что там, ибо смотрел секунду назад. Он идет чересчур быстро или медленно, а говорит всегда о других местах, о другом. Он здесь, но его здесь нет. «Здесь» он отрицает – оно не приносит ему радости, он хочет быть где-то дальше на тропе, а когда доходит – опять несчастен, потому что это снова «здесь». Искомое, желаемое – вокруг него, но он его не желает, потому что оно – вокруг. Каждый шаг – усилие и физически, и духовно, ибо для него цель внешня и отдаленна.