Книга В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман

Эта ситуация обедняет культурную жизнь нации, не дает возможности осуществляться процессам диффузии инноваций, снижает социальную мобильность и динамику, а также примитивизирует и оскудняет экономическую деятельность. Кровеносная система горизонтальных связей перекрывается тотальной вертикалью – от устройства власти до урбанистической системы. Такие государства возвышают столицы за счет других городов, создают для них привилегии, маргинализируют урбанистическую жизнь в менее крупных городах, что обычно притупляет специфическую городскую динамику и в самом политическом центре, превращая его во двор или королевскую столицу. Отличие такого двора от столицы национального государства состоит в том, что первая служит, прежде всего, персонификацией личной или безличной власти, а вторая – репрезентацией интересов граждан страны.

В государствах с доминирующими столицами само городское начало, даже если оно было когда-то развито, постепенно стачивается и притупляется. В них более фундаментальным по отношению к дистинкции между городом и деревней оказывается различение столиц и провинции, столичных жителей и провинциалов, лимитчиков и старых москвичей. Гордое имя горожанина, который когда-то был праобразом гражданина национального государства, становится синонимом банального провинциала, то есть гражданина и горожанина второго сорта.

В таких государствах, как в восточных сатрапиях, даже сами столицы не являются полноценными городами, так как идентичность их жителей в большей мере определяется отношениями к власти, чем городскими формами экономической жизни, сознания и солидарности. В таких обществах дистинкция столицы и провинции организует и структурирует целые комплексы прочих социальных отношений, определяет элементы социальной стратификации, а также важные аспекты морали, политики и экономики. Здесь собственно моральные и эстетические категории трансформируются в антитезы столичного чванства и провинциальной застенчивости, столичной открытости и провинциальной зашоренности, столичной рафинированности и провинциальной неотесанности, столичного лоска и провинциальной заскорузлости.

Новая Россия, к сожалению, помимо недостаточно развитой промышленной системы и проблематичных форм управления, унаследовала еще и дисфункциональную урбанистическую систему, которая в постсоветский период еще более уродливо деформировалась в моноцефальную структуру. Эта система служит естественной питательной средой для коррупции, для постоянного ее воспроизводства, для формирования патологических форм гражданского самосознания. Увеличение социальной дистанции между столицей и провинцией свидетельствует о том, что столица не стала интегральной частью этой территории и не стала по-настоящему национальной столицей.

Проблематичность такой столицы связана прежде всего с тем, что социальное неравенство закрепляется среди прочего и в пространственной организации урбанистической сети.

Для того чтобы вывести Россию из состояния культурной и экономической провинциальности, вернуть ее столице блеск международного интеллектуального и инновационнного центра, а провинциям достоинство подлинных городов и предотвратить скатывание в плоскую и малопродуктивную иерархию, структурированную местопребыванием политической власти, необходима фундаментальная реконструкция урбанистической сети.

Алекасндр Герцен в свое время писал о диалектике как об алгебре революции. Новым российским политическим реформаторам в самое ближайшее время помимо алгебры потребуется еще и новая геометрия. Такой геометрией, на мой взгляд, может стать уже упомянутая очеловеченная геометрия или аналитическая география с человеческим лицом. Она поможет распознать новые пространственные координаты и место для новой столицы на основе жизненных интересов населяющих страну людей. Поток пассионарной волны возникающей нации, более не умещаясь в старые структуры, и активизация и пробуждение долго дремавшей политической активности масс в последние годы с неизбежностью будут направлены на производство новых форм и политических сущностей. Важной частью такого развития событий может также стать революция символов, которые сменят ветхие советские, царские или заимствованные символы старой власти.

Целостная программа реформ, заявленная когда-то реформаторами и транзитологами, – переход от империи к федерации, от авторитаризма к демократии и от плановой экономики к рыночной – может получить новое подкрепление и в переходе от непродуктивной моноцефальности к регионализму через фундаментальное изменение и оптимизацию урбанистической иерархии. Гипертрофированная столица представляет собой бремя и неблагоприятную среду для проведения полномасштабных реформ во всех вышеперечисленных сферах. Характер деформации российского пространства и урбанистической сети указывают на его удивительную симметричность политическим деформациям, что в свою очередь указывает на их общий источник – деформации и искажения общественного сознания и социальных отношений.

Перенос столицы мог бы стать одним из принципиальных звеньев в числе комплексных мероприятий по децентрализации, деимериализации и возможно десоветизации, создании более инклюзивной столицы, самой нации, активизации исторических городских центров, а в более долгосрочной перспективе, возможно, и создании новых точек роста. Именно эти вопросы справедливо заостряются наиболее прозорливыми и чуткими авторами, предлагающими различные проекты переноса, обсужденные нами выше.

В долгосрочной перспективе эти мероприятия могли бы помочь вывести постсоветское пространство из летаргии вертикальной зависимости и разомкнуть дуги существующих соподчинений, включив их в систему более гибких горизонатальных связей и горизонтальных отношений, а также открыть города новым международным и внутрироссийским контактам.

Перенос столицы может дать толчок эволюции системы, который, возможно, чрезвычайно медленно, но будет продвигать страну в правильном и важном направлении. Он может способствовать выведению системы из одномерной вертикальной плоскости и приданию ей дополнительных измерений. Он может стать сигналом к строительству альтернативных центров и сетей взаимодейстивия – транспортных, культурных, экономических, социальных и политических. Если это и утопия, то утопия нужная и вполне реалистическая.

На данный момент сложившаяся ситуация требует, по меньшей мере, признания и трезвого осознания степени и характера деформации отношений между центром и периферией. Вместо мимикрии под Париж и Лондон, замазывания обьективных неадекватностей этой структуры и системы отношений необходимы конкретные шаги по изменению сложившегося дисбаланса и приведение столицы в соответствие с федеративными принципами конституции.

Особенно принципиально также осознание того факта, что спор столиц и городов в урбанистической системе страны вовсе не обязательно является игрой с нулевой суммой. Сила нации состоит в силе городов и регионов, а не в перетягивании каната рентоискательства.

Если мы представим себе глобус как огромную шахматную доску, где каждая страна представляет собой набор фигур или городов и решает как фигуры могут ходить, то выбор столицы можно уподобить расположению короля. Успех партии определяется не столько расположением короля на определенном стратегическом квадрате, сколько маневренностью и количеством других фигур, которые его поддерживают и защищают. Если страна располагает достаточным количеством фигур с разнообразными функциями, то у нее больше опций для комбинаций. Международный престиж короля связан, таким образом, не только с его размером и внутренними параметрами, но главным образом с положнием относительно него других фигур, в том числе и ферзя – экономической столицы. Наилучшее местоположение столицы – это нахождение среди других крупных городов в богатой и разветвленной урбанистической системе, где города максимально дифференцированы по своим ходам-функциям. Наличие только пешек на фоне крупного короля указывает на уязвимость такой позиции и сулит поражение в экономическом или политическом соревновании с другими государствами.