Книга Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрско-монгольский мир XIII - начала XX века - Роман Почекаев

Однако в XVII в. китайские императоры (на этот раз уже не только династии Мин, но и сменившей ее маньчжурской династии Цин) вновь попытались подчинить себе Монголию, сделав ставку на представителей нечингисидских династий – правда, на этот раз не на потомков Чингис-хана по женской линии, а на потомство его братьев, членов рода Борджигин. Таким образом, кровные связи претендентов с «золотым родом» как основание законности их прав на престол были усилены дополнительным фактором – поддержкой иностранных сюзеренов.

Когда Даян-хану перед смертью пришлось разделить власть между своими многочисленными сыновьями, каждый из них стал во главе определенного родоплеменного объединения, фактически заменив прежнюю родоплеменную знать, почти полностью уничтоженную во время завоевательных походов Мандухай и Даян-хана, и тем самым сравнявшись по статусу с этой самой родовой знатью. В этих условиях потомки братьев Чингис-хана, также стоявшие во главе родоплеменных объединений, перестали признавать верховенство «золотого рода» и стали претендовать на равный с ними статус [Владимирцов, 2002б, с. 468 (примеч. 366)]. А поскольку ряд потомков Чингис-хана в своих владениях (аймаках) уже приняли ханские титулы – Шитну-ханы, Тушету-ханы, Дзасагту-ханы, Сэчен-ханы, Сайн-Нойон-ханы, Алтан-ханы, – другие потомки рода Борджигин в начале XVII в. решили последовать их примеру. Но ни потомки Хасара, ни тем более его младших братьев не могли обосновать свои права на трон тем, что уже не существовало прямых потомков Чингис-хана. Поэтому они начали предъявлять права на ханские титулы, во-первых, в собственных уделах, во-вторых, опираясь на могущественных покровителей, каковыми стали маньчжурские ханы, как раз в это время начавшие активное завоевание Китая.

Причиной этих действий была деятельность Лигдан-хана – последнего верховного правителя Монгольского ханства, поставившего себе целью укрепление центральной власти и воссоединение стремительно распадающегося государства. Надо сказать, отчасти ему это удалось, но принимаемые им меры оказались настолько непопулярны как среди Чингисидов, так и среди других Борджигинов, что областные правители предпочли пойти на сговор с чужаками-маньчжурами, лишь бы не подчиняться своему слишком властному родичу.

Одним из первых таких правителей-Борджигинов, получивших ханский титул, стал Аоба (Одба, Ууба) – потомок Хасара в 18-м поколении, являвшийся наследным правителем аймака Хорчин. Еще его отец противостоял централизаторской политике Лигдан-хана и пошел на сговор с маньчжурами. Аоба, чьи владения неоднократно подвергались нападениям со стороны монгольского верховного хана, продолжил отцовскую линию, присягнул маньчжурам и вместе с ними участвовал в боевых действиях против Лигдана. За свою помощь Аоба получил в жены внучатую племянницу Нурхаци – основателя маньчжурского государства, титул «эфу» («императорский зять»), а также незадолго до смерти Нурхаци (1626 г.) был пожалован титулом Тушету-хана и награжден украшенными шлемом и доспехом. В благодарность за оказанные почести Аоба в дальнейшем поддержал Абахая – сына и преемника Нурхаци [Джамбадорджи, 2005, с. 107; Илтгэл шастир, 2007, т. 141] (см. также: [Кузнецов, 1987, с. 159; Успенский, 1987, с. 149]). Естественно, в глазах монгольского хана титул, дарованный маньчжурским монархом (который и сам выглядел самозванцем в глазах потомка Чингис-хана), силы не имел, и в своих посланиях к Аобе Лигдан ехидно именовал его «Тушету-эфу» [Илтгэл шастир, 2007, т. 142]. Тем не менее прецедент был положен, и примерно в то же время еще ряд правителей южно-монгольских аймаков из потомков братьев Чингис-хана приняли ханские титулы. Правда, некоторые из них получали титулы не от маньчжуров, а от китайских императоров династии Мин: Тулан, потомок Тэмугэ-отчигина (Дугурэн-хан), правитель аймака Онгнигуд [Там же, т. 216; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 27; Успенский, 1987, с. 153], и три поколения правителей аймака Муминган – Шира-Хитад, потомок Хасара в 14-м поколении (Тушету-хан), его сын Дорджи (Буянту-хан) и внук Цэгэн (Сэчен-хан), который впоследствии перешел на сторону маньчжуров [Илэтгэл шастир, 2007, т. 253; Лубсан Данзан, 1973, с. 294; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 43–44; Успенский, 1987, с. 155].[117]

Пожалование титулов было вдвойне полезно для маньчжурских и китайских правителей. С одной стороны, принимая от них титулы, потомки рода Борджигин становились их вассалами, обеспечивая военную силу и политическое влияние на территории Монголии. С другой – принятие ханских титулов потомками братьев Чингис-хана умаляло престиж ханского титула среди самих Чингисидов, способствовало снижению их авторитета и, как следствие, отходу от них многих сторонников. В том что именно такую задачу ставили перед собой китайские и маньчжурские правители, когда даровали титулы потомкам рода Борджигин, нас убеждает следующая тенденция: после установления маньчжурского сюзеренитета над Монголией и ликвидацией в ней верховной власти Чингисидов владетельные Борджигины лишились своих ханских титулов. Так, уже Бадари, сын и наследник хорчинского Тушету-хана Аобы, после смерти отца был вынужден довольствоваться титулом тушету-цин-ванов [Илтгэл шастир, 2007, т. 142] (см. также: [Лубсан Данзан, 1973, с. 294]), т. е. князя или царевича, но не хана; потомки онгнигудского Тулана – титулами дугурэн-цин-ванов [Илтгэл шастир, 2007, т. 216; Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 27–28]; а муминганский Сэчен-хан Цэгэн в 1664 г. и сам был лишен ханского титула, получив взамен титул тайджи (царевича) третьей степени [Мэн-гу-ю-му-цзи, 1895, с. 44]. С этого времени и до провозглашения Монголии республикой в 1924 г. ханские титулы сохранили лишь владетели аймаков Халхи – Северной Монголии, происходившие из рода Хубилая.

Российские и китайские ставленники нечингисидского происхождения в ойратских государствах XVIII в. Усиление российских позиций в тюрко-монгольском мире сыграло определенную роль и в укреплении позиций еще одних монгольских ханов, на этот раз – нечингисидского происхождения, т. е. с позиций «чингисизма» нелегитимных монархов: калмыцких ханов. В предыдущем разделе мы уже отмечали, что только два калмыцких хана в свое время получили инвеституру от Далай-ламы – Аюка в конце XVII в. и Дондук-Омбо в первой трети XVIII в. соответственно, другие монгольские государи, исповедовавшие буддизм (в том числе и Чингисиды), должны были признать их законными монархами. Однако ханским титулом обладали и другие калмыцкие правители XVIII в.: Цэрен-Дондук и Дондук-Даши, которые, подобно казахским ханам, утверждались в ханском достоинстве российскими монархами.[118] Впрочем, и вышеупомянутые «ставленники» Далай-ламы – Аюка и Дондук-Омбо – также получали инвеституру от российских монархов [Колесник, 2003, с. 128, 251–252; Трепавлов, 2007а, с. 160], иначе в их глазах они выглядели бы узурпаторами и подлежали бы смещению – подобно ряду казахских ханов, провозглашенных в соответствии с чингисидскими традициями, но против воли государя-сюзерена (о них подробнее см. ниже в § 3 наст. гл.). Соответственно, до официального утверждения в ханском достоинстве калмыцкие правители в официальной российской имперской документации именовались лишь «наместниками».