Книга Немцы на Южном Урале - Александр Моисеев

И стали мы без лишних слов «ессен». Старались не шевмя глотать «шрапнель», а не торопиться. Пусть не думают, что мы с голодного ряда. Все-таки победители. Конечно, ненадолго нам пристойности хватило. Дипломатия дипломатией, а ухватить побольше каждому хочется. Только ложки о котелок клацают. Вкусной каша была, раз в памяти до сих пор пережевывается…

Демидовка, а вернее запрудный берег пруда, к которому она спускается с крутого склона Уреньги, хранит еще один немецкий штрих в моей памяти. Он привлекал меня звучным, непонятным (объяснить никто не мог) названием: Фригенталь. Повзрослев уже, вошедши в краеведение, я выяснил, что это непонятное слово переводится удивительно просто и красиво – мирная, покойная долина.

Словесное мое приобщение к немецкому языку произошло, как и положено, в пятом классе – на пять школьных лет, и потом на вузовские семестры. Именно на уроках немецкого языка произошло мое введение (именно введение, а не знакомство) в литературу и даже поэзию. Наша «немка» – Гертруда Рудольфовна Эрбе – заставляла нас не только зубрить стихи Гете, Шиллера, Гейне, но и переводить их в стихах на русский язык. Так вот, наперекор общепринятому школьному введению в словесное творчество и русскую литературу, для меня все началось с немецкого.

Златоуст. Район поселка Демидовка. Фото начала ХХ века

Slatoust. Teil der Siedlung Demidowka. Foto von Anfang des 20. Jahrhunderts

Вслед за этим у нас появилось тайное литературное общество «Оазис» – подчеркну, именно тайное, по аналогии с декабристами. Гертруда Рудольфовна «вычислила» наши собрания и – выразила желание стать его членом под псевдонимом «Эге»…

Еще одним уникальным человеком, который вошел в орбиту моей жизни со школьных лет, был Максим Максимович Клайн.

Именно он вывел меня в старших классах на туристскую тропу и тем самым «посвятил в бродячую жизнь». Кстати, его в народе прозвали «Сим Сим» – и очень точно: он, как сказочное заклинание, открыл мне дверь в краеведение…

Его можно назвать «румынским немцем» – Максим Максимович родился в Трансильвании, среди гор и долин. В Златоуст он попал под конвоем, как подозреваемый в шпионаже. Никого не интересовало, что он еще до войны из Румынии границу перешел, объявляя себя антифашистом, а затем был военным переводчиком, прошел с нашими войсками тяжелое, гнетущее отступление до самого Сталинграда, где и был ранен. После госпиталя его отправили не на фронт, а на Урал, в трудармию. Лишь после войны обвинение с него сняли и разрешили преподавать в школе.

М.М. Клайн (1921–1995), педагог-новатор, публицист, общественный деятель

M.M. Klein (1921–1995), Pädagoge Reformer, Publizist, Persönlichkeit des öffentlichen Lebens

Клайн запомнился не только как учитель и краевед. Например, вся детвора его буквально боготворила: «Клявин», как мы на русский манер коверкали его фамилию, был непробиваемым вратарем нашей родной заводской футбольной команды «Металлург». Ох, и мячи он брал!

Туристические походы – особая песня. Максим Максимович даже у девчонок стал заводилой, завлекая в отдых «коллективный, активный и познавательный». Впервые он опробовал нас трехдневным походом на Таганай, причем при вполне экстремальных условиях. Испытание задалось, что надо. Под утро, что выступать, снег выпал, а ведь дело было после экзаменов, июнь на дворе. На Таганае оказались свои прелести – комары. Таких вампиров я больше не встречал, хотя и во многих комариных краях побывал. Две ночи мы провели на Таганае и две ночи не спали из-за них, спасаясь в дыму костра, и чтоб скорее наступил рассвет, всё пели, пели. С тех ночей всю оставшуюся жизнь пою, с тех дней бродяжничаю, так что могу считаться «песенным краеведом». А начало было положено здесь, на Златоустовских детских тропках.

Из школы на долгие годы вынес я еще одну немецкую связь. В восьмом классе появился в нашей школе немецкий мальчик. Немцам тогда уже вернули некоторые свободы и разрешили выезжать из сибирской ссылки в разные места, кроме разгромленной родины в Поволжье. Его родители выбрали город Златоуст, где немцев с позапрошлого века было немало, а потому к ним относились на особицу.

Семья Бах (Ручьевых – как я их звал в переводе) поселилась в поселке Строителей, что подняли военнопленные, обжившись в благоустроенных по сравнению с нашими финских бараках. Поселок был по соседству с моей Керамической улицей на Татарке, и мы стали водиться с Робертом, занимались вместе.

Роберт Вах на моих глазах выправился почти в «татарского» мальчишку, смотреть стал нормально. Подал заявление в комсомол, и его приняли. Рекомендацию я давал. Потом он признавался, что всю дорогу домой ревел и ликовал после этого «принятия». Значит, теперь он как все! Занимался он, скажу я вам, по-немецки. Твердым «хорошистом» по аттестату вышел из школы. Этого недостаточно, чтобы стать студентом, ты сдай еще вступительные экзамены, лучше других пройди конкурс. Он взял да и сдал на «отлично» все вступительные экзамены и прошел в студенты самого конкурсного челябинского вуза – стал «медиком», студентом медицинского института. После вузов мы знаемся и в новом веке, хотя мой друг, как и многие из наших немцев, уехал на историческую родину…

Златоустовские «детство, юность, отрочество» у меня оказались самые немецкие, но и в памяти остальных десятилетий немецких штрихов хватает. На нашем курсе автотракторного факультета Челябинского политехнического института немцев было немало – особенно из «ссыльного» Копейска и «трудармейского» Металлургического района Челябинска. Однажды даже, делая перекличку на занятиях военной кафедры, майор Санталов, ломая язык на немецких фамилиях, не осилив фамилию Альметдингер, приказал продолжить перекличку старосте группы. В группе у нас была Валюта Куфель, а в моей комнате в общежитии – Рудик Альтергот («старый бог», придумают же немцы такую фамилию).

Из преподавателей мне ближе всего был Эрвин Рейнгольдович Рунг – добрые отношения сохранились и после того, как я вернулся в альма-матер уже преподавателем. Он пришел в институт заведовать лабораторией, проработав до этого в милиции. Голубоглазый блондин в неснимаемой милицейской форме (одеть больше было нечего), эдакий «ариец» из фильмов о войне сразу же стал своим среди нас, студентов. Держит себя ровно, шутки понимает, и, вообще, сам студент – он тогда заканчивал вечернее обучение. Рунг сразу же стал командиром нашей дружины по охране порядка. Сколько рейдов, дежурств, задержаний проделали мы под его началом. К слову, в «политехнической» округе милиция практически не появлялась – при нас делать ей было нечего: порядок был во всем.

Когда я готовил биографические справки о заметных АТ-шниках (выпускниках Автотракторного факультета ЧПИ) в областную энциклопедию, его, конечно, не обошел вниманием. Были в его жизни и директорство в автотехникуме, и проректорство в ЧПИ. Оказалось, Рунг родом из-под Каховки, а дядя его – тот самый знаменитый полярник Отто Шмидт, который в довоенные годы был прямо-таки космически знаменит. В войну Рунги оказались в оккупации, а Эрвина, имевшего заметные способности, направили в специализированную гимназию в Чехословакии.