Книга Садовник (сборник) - Валерий Залотуха

Данилов вздохнул и яростно заработал лопатой, но тут же остановился.

– Врешь! – выпалил он прямо.

А на это Змея Каллистратовна сказала два слова, которые для Данилова, да и для всех, пожалуй, малоивановцев, как бы отметали самою возможность неправды. Она сказала:

– Честное партийное.

Домой Данилов вернулся пьяным, крепко пьяным, потому что за слоновий навоз Мякишева Катя угощения не пожалела. Был Егорыч пьян, но невесел, очень даже невесел.

Он подошел к кровати, на которой лежал, свернувшись клубком, зверь, тяжело присел рядом.

– Не ешь? – мрачно спросил Егорыч. – Уже и кильки в томате не ешь… Что же тебе тогда надо? Может – настурцию?

Данилов замер не дыша. Ему показалось… Нет, зверь еще был жив.

– Не помирай, а? – попросил Данилов. – Не помирай, чего в этом хорошего? – Он поднял глаза, к кому бы обратиться, задержался на фотографии красноармейцев, но обратился к зверю:

– Вот скажи, почему у меня все так? Ведь я ее даже за руку держал! Недолго, правда, но ведь и не вырывалась… Если ты мужик, ты должен меня понять… Денек был – весна, половодье, целый день по колхозам мотались на «козле». И все время рядом сидели… Рядом! – И Данилов стал ходить по комнатке взад-вперед, сосредоточенно о чем-то думая. Сформулировав мысль, он остановился и воскликнул, разводя руками: – Вот человек! Прочитает, где чего, и несет: «Слушайте, люди!» И ничего не сделаешь – интеллигенция…

Данилов снова зашагал по комнате, продолжая говорить на ходу:

– Будто я сам не знаю, что останешься молодым… Знаю! Но молчу… Сходятся они… Ну и сходитесь!

Председатель остановился перед зверем.

– А разве мы с тобой не проживем? Только ты не помирай… Ну что мне для тебя сделать, а? Хочешь, спою, хочешь, спляшу, хочешь… поцелую? Поцелую! Лет тридцать небось никого не целовал, а тебя возьму и поцелую!

Данилова удивила и смутила эта пришедшая в голову мысль.

– Вот поцелую я тебя, а ты – это не ты, а Александра Ивановна, молодая, нарядная, как Кончита. Здравствуй, Андрей Егорыч! – Здравствуй, Александра Ивановна!

Данилов, видно, так поверил в это, что тут же нагнулся и поцеловал звериную шерсть, и в то же мгновение в дверь постучали, робко постучали, деликатно.

Данилов даже на шаг отступил, потому что в этой ситуации некому больше было к нему прийти, кроме как Александре Ивановне Потаповой.

– Здравствуй, Андрей Егорыч, – поприветствовал входя Сорокин.

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – плохо соображая, ответил Данилов.

– У меня к вам очень важный разговор, Андрей Егорыч, – Сорокин тоже перешел на вы. – Сегодня у Кольки я принимал экзамен за первую четверть. Басня «Стрекоза и муравей».

– А цветок зачем? – спросил Данилов.

– Экзамен должен быть праздником, вот я и взял цветок. – Сорокин посмотрел на соседа. – Так вот, я понял, кто он! – Виктор Николаевич указал пальцем на Зверя. – Он кильки любит, а почему? Потому что они маленькие и кисленькие. Понимаешь?

Данилов не понимал.

– А еще ты рассказывал, что он все твое лекарство от ревматизма вылакал однажды. А оно ведь на муравьях было настояно! Понимаешь?

Нет, не понимал Данилов.

– Муравьед это! – воскликнул Сорокин. – Ему нужно туда, где тепло, туда, где муравьи!

…И тут подняла свою рюмку Змея Забродина и заговорила – торжественно и проникновенно:

– В одна тысяча восемьсот девяносто восьмом году товарищ Ленин отправил товарища Сталина в Тифлис вести там революционную работу. И вот сегодня, ровно сто лет спустя, мы отправляем нашего товарища Сталина по тому же адресу. История повторяется, товарищи! За это я предлагаю выпить стоя.

Кое-кто из малоивановцев с готовностью поднялся: Тося, например, со своим сыночком, Катя, а за ней – Мякиш.

– Не сметь! Не сметь пить за тирана всех времен и народов! – воскликнул, вскакивая, подвыпивший Сорокин.

– А я не предлагаю вам пить за товарища Сталина, много вам чести! – ужалила через стол Змея.

– Правда! Она же про другое говорила, – обиженно объяснила Сорокину Катя.

Поднялся шум, но Сталин вдруг поднял руку, и стало тихо. Вообще-то, Сталина, этого Сталина в Малых Иванах, не только уважали, но и любили. Особенно когда он говорил тосты.

– Я не знаю, повторяется история или нет, – негромко, но значительно заговорил Майсохро Амиридонович. – Человеческая жизнь очень короткая, и если история и повторяется, то этих повторений просто не успеваешь замечать. Но я расскажу вам такую… историю. Это было давно, еще до войны, до той войны. Мой отец был очень большим человеком. Я и двое моих старших братьев жили с ним в горах в большом доме – на государственной даче. И вот однажды в тех местах случилось наводнение. Это довольно часто там случается, но то было очень большое наводнение. И тогда отец сделал плот, большой такой плот, мы взяли всю нашу живность: собаку, кошку и канарейку в клетке. И мы сели на этот плот и поплыли. И вот, когда мы плыли, отец сказал: «Дети, запомните на всю жизнь то, что я вам сейчас скажу. Самое главное в жизни – это дружба!» Я предлагаю выпить за дружбу!

У многих малоивановцев в тот момент вдруг перехватило дыхание, защекотало в носу.

– За дружбу! – повторили малоивановцы и так яростно сдвинули разом стаканы и рюмки, что чуть посуду не побили.

И тут Колька вдруг встал и запел «Сулико». Это было очень неожиданно, особенно для Сталина: то первую букву не мог запомнить, а тут первый куплет спел. А голосок у Кольки оказался чистый и звонкий, как колокольчик. И Сталин заплакал. К счастью, этого никто не заметил, не успели, потому что Колька спел первый куплет и замолчал, и песню пришлось подхватывать. И подхватили! Сухов растянул меха гармони, и ударили по песне хором, во всю мощь малоивановских глоток, озорно, с мужским присвистом и женским взвизгом, и пока они пели, Сталин справился со слезами, а когда наконец замолчали, он уже улыбался.

– Скажите честно, друзья, скажите честно, вам всем медведь на ухо наступал?

Малоивановцы не обиделись, но шумно запротестовали. Хотя немного и обиделись.

– До свидания, товарищ Мойсцралишвили, – сказал на прощание старшина Зароков, чем еще больше растрогал Сталина.

– До свидания, храбрые рыцари и благородные дамы!

Егорыч уложил завернутого в доху зверя муравьеда на дно саней и попросил Сталина:

– Ты уж там за ним пригляди. Смотри, чтоб он там кушал хорошо.

– Не беспокойся, – успокоил его Сталин. – У нас в Грузии столько муравьев: маленькие черные, рыжие большие… Когда ты приедешь ко мне в гости, ты его не узнаешь. А я тебя попрошу, Егорыч: береги Льва. Добрый лев – это также ненормально, как злой человек. Ему трудно. Он страдает. Пожалуйста, береги его.