Книга Войны античного мира. Походы Пирра - Роман Светлов

К войне в Риме относились как к само собой разумеющемуся делу. Большую часть года значительная часть взрослого мужского населения покидала пределы города и отправлялась мстить соседям за совершенные ими несправедливости, чаще всего — мифические. Продолжался «сезон войны». С марта, месяца, когда, как мы уже говорили, созывалось ополчение и проводились игрища, посвященные Марсу, по октябрь, когда уставшая, но почти всегда обремененная добычей армия возвращалась в город и совершался обряд очищения оружия.

Даже когда в эпоху просвещения в Риме (конец III–II вв.) туда будет проникать греческая идея вечного мира, война останется сакральным занятием, угодным богам, только оправдывать римляне ее будут не естественным ходом вещей, а необходимостью защищать своих друзей и вообще малых мира сего от хищных врагов.

Полководец, который вел армию в поход, получал почти абсолютную власть над жизнью своих подчиненных. Во время смотра на Марсовом поле перед выходом в поход войска давали клятву богам и посвящали себя Марсу. Затем, как говорит Ливии, разойдясь по центуриям, легионеры клялись друг перед другом, что «страх не заставит их ни уйти, ни бежать, что они не покинут строй, разве только чтобы взять или найти оружие, дабы поразить врага или спасти согражданина».

Выйдя за пределы Рима (а точнее — на расстояние' примерно мили от городских стен), римляне полностью теряли свои гражданские права, переходя в распоряжение командующего. Тот был олицетворением воли покровительствующих Риму богов. Именно ему были вручены права на ритуальное обращение к богам с просьбой о помощи римскому народу, а также на совершение ауспиций — гаданий о том, благоприятствуют ли сейчас Небеса сражению или нет.

Существовало два вида гаданий, принятых в Риме. Самые известные — наблюдения за полетом птиц: их количеством, направлением, характером поведения. Как известно, результаты именно подобного гадания дали священное право на основание Рима Ромулу, а не его брату Рему.

Однако в армии обычно пользовались другим видом предсказания. Армии возили с собой в деревянных клетках цыплят, которых полководец перед сражением приказывал накормить. Если цыплята жадно бросались на еду, при этом роняя часть пищи на землю (как бы делясь с богами земли, подобно тому, как на пирах древние совершали возлияния из кубка на землю нескольких капель вина), то это было благоприятным знаком. Во всех других случаях полководец должен был постараться избегнуть боевого столкновения.

Рассказывают, что однажды римскому адмиралу перед неминуемым столкновением с противником сообщили, что цыплята отказываются принимать пищу. Он приказал выбросить их за борт, добавив: «Не хотят есть? Тогда пусть они попьют!»… — и проиграл битву.

Хотя во времена Суллы и Цезаря образованные римляне будут смеяться над этим обычаем, утверждая, подобно Цицерону, что хитроумные полководцы попросту приказывают морить цыплят голодом, дабы они в нужный момент жаждали пищи и в то же время были слишком слабы, чтобы удержать ее, подобный обычай будет сохраняться даже в войсках императорского Рима[64].

В наше время подобная практика выглядит странно (хотя, насколько мы знаем, услугами предсказателей, причем не только астрологов, пользовались многие из генералов, принимавших участие в войнах 90-х гг. XX в.), однако для римлянина она свидетельствовала о священном статусе его полководца. Лишь этот человек мог получать знаки от богов и толковать их. Поэтому подчинение ему было делом, угодным не только общине, но и Небесам.

Именно этим, а не склонностью древних римлян к громким деяниям, следует объяснить примеры крайне жесткого подавления их военачальниками малейшего неповиновения в армии. Так, Аппий Клавдий, вводя практику «децимации», то есть убийства каждого десятого из провинившегося подразделения, самолично дубиной крошил головы беглецов[65]; Тит Манлий убил собственного сына, виновного в том, что тот одержал победу, вступив в бой без разрешения своего отца. У Фронтина в его «Стратегемах» есть раздел, где приведены 45 самых известных случаев наказаний за нарушение дисциплины, причем подавляющее большинство из них — римские.

Любое сопротивление собственной воле командующий расценивал как нарушение воли богов. Все победы римской армии, по мнению граждан Рима, происходили благодаря строгому подчинению Небесам, по отношению к которым консул выступал своего рода чиновником, передающим по инстанции высшую волю. Именно поэтому история Рима пестрит огромным количеством полководцев, вечно одерживавших победы над противником, но обычно командовавших войсками не более одной-двух, а крайнем случае трех кампаний. Такие фигуры, как Марк Фурий Камилл в истории ранней Республики, — скорее исключение, чем правило. Военачальник мог свободно передать руководство военными действиями своему преемнику, если тот был избран согласно всем требованиям традиции. И только во время затяжной, тяжелой войны с Ганнибалом, едва не поставившей Рим на колени, появятся полководцы иного типа: Клавдий Марцелл и Сципион Африканский. Эти люди олицетворяют успешные стратегии ведения войны и потому длительное время командуют армиями.

Итак, римский солдат — это опытный воин, прекрасно знающий свое место в строю, знак своего легиона[66] и манипула, получающий во время срока ежегодной службы жалованье, не считая своей доли в добыче. В обычной жизни он — законопослушный и порядочный гражданин, но на армейской службе — исполнитель воли богов, не связанный никакими «общечеловеческими» ценностями, но лишь приказами своего военачальника. Здесь, на войне, все решают не законы, но топор и фаски — символы абсолютной власти командира

Вот с такой странной армией, соединившей в своей организации и в своем характере массу архаических черт с абсолютно новыми, революционными, идеями, и довелось сразиться Пирру.

* * *

Пока Пирр принимал изъявления благодарности со стороны тарентинцев, пока он собирал свои части, разбросанные по побережью Апулии, и делал первые осторожные попытки провести мобилизацию среди италийских греков, Рим готовился к большой войне. Всем было ясно, что военные действия скорее всего не ограничатся «каблуком» апеннинского сапога. Помимо южноиталийцев на борьбу с Римом готовы были подняться самниты, еще не до конце замиренные этруски и, возможно, галлы.