Книга Искушения Парижа - Барбара Картленд

— А чем я занималась? — спросила она с вызовом. — Все, что наболтал полиции Гозлин обо мне и о бароне, — ложь, слышишь? Грязная ложь! Я ни в чем никому не признавалась.

— Надеюсь, вы знаете, что ваши деньги будут заморожены? — спросила Гардения. — По крайней мере до окончания судебного разбирательства. Об этом мне сказал мистер Каннингхэм. Вы владеете чем-нибудь за пределами Франции?

Некоторое время герцогиня молчала.

— Нет, — ответила она наконец, устало качая головой. — Мой муж был французом. Все свои капиталы он вкладывал во французские банки.

— На что же нам жить?

На мгновение лицо герцогини омрачилось болью безысходности, но в следующую секунду просветлело.

— Генрих придумает, как снабдить меня деньгами, — заявила она с уверенностью. — Я в этом не сомневаюсь.

— Он уехал в Германию, — сказала Гардения, доставая из сумочки оставшиеся после покупки билетов деньги. — Здесь пятьсот сорок девять франков. Их нам хватит ненадолго.

— Эти деньги тебе дал Груаз? — спросила герцогиня, гневно сдвигая брови. — Ничего не понимаю! Обычно у него хранятся тысячи франков на случай, если они мне понадобятся!

— Он собирался съездить в банк завтра утром, — спокойно пояснила Гардения. — Вчера вы проиграли большую сумму, верно?

— Верно, — ответила герцогиня, вздыхая.

В ее глазах отразился страх, но печалилась она недолго.

— Ничего! Наличные нам не очень-то нужны. Отправимся с тобой в «Отель де Пари», там меня хорошо знают. А через некоторое время Генрих перешлет мне деньги, тогда за все и расплатимся.

— Каким образом барон узнает, где вы находитесь? — поинтересовалась Гардения.

— Я напишу ему письмо, — бойко ответила герцогиня. — Напишу, как только мы прибудем в Монте-Карло. Могу, конечно, отбить и телеграмму. Для общения друг с другом мы используем особую систему знаков, поэтому его жена никогда не узнает о нашей связи. Она занудна и чересчур ревнива.

Неудивительно, отметила про себя Гардения и принялась доставать из тетиного чемодана те вещи, которые могли ей понадобиться ночью. Потом перешла в свое купе и проделала то же самое. А когда вернулась, обнаружила, что бутылка с бренди наполовину пуста.

— Можешь ни о чем не беспокоиться, девочка моя, — сказала герцогиня, растягивая слова. — Генрих о нас позаботится.

Он великолепен, просто великолепен…

Гардения поджала губы, чувствуя, что, если даст волю эмоциям, выложит все, что думает о мерзавце-бароне.

Она прекрасно понимала, что, работая против Франции, страны, ставшей для нее домом, тетя тоже поступала возмутительно.

Но была уверена, что именно барон привлек ее к преступным деяниям, не исключено, что даже при помощи угроз. Он исчез, спасая свою шкуру, даже не подумав об участи помощницы. Гардения ненавидела его больше, чем когда бы то ни было.

Через некоторое время она вызвала проводника и заказала легкий ужин. Когда тот принес курицу и бутерброды с копченым лососем, герцогиня потребовала еще бутылку бренди.

Мало того что пить ей больше не следовало бы, подумала Гардения, но и денег у нас немного, чтобы тратить их на совершенно ненужные вещи.

Покончив с едой, она помогла герцогине раздеться и уговорила ее лечь в постеленную проводником постель.

— Постарайтесь расслабиться и уснуть. Сейчас это вам необходимо.

Она задвинула шторы, погасила большой светильник, включила ночник и повернулась к двери, намереваясь уйти.

— Не оставляй меня! — взмолилась герцогиня. — Я сойду с ума, если ты уйдешь!

Гардения медленно опустилась на край тетиной койки.

Держа в руке бокал с бренди, герцогиня начала рассказывать племяннице о своей жизни.

Глава одиннадцатая

Поезд мчался вперед по темноте ночи, мерно стуча колесами, а герцогиня сидела на койке и рассказывала, рассказывала, рассказывала. Казалось, она разговаривает не со своей молодой племянницей, а с ровесницей, умудренной жизненным опытом женщиной. С женщиной, способной все понять — насколько странно и необычно сложилась ее судьба, какие взлеты и падения ей выпало пережить.

Гардения внимательно слушала откровения тети и с каждым часом становилась все более взрослой, превращаясь из незрелой девушки в женщину.

Рассказ герцогини не шокировал ее, но помогал понять многие из тех вещей, которые в последнее время не давали ей покоя. Она осознавала, что зачастую вела себя слишком по-детски и наивно, и удивлялась тому, насколько необычные и крутые повороты иногда принимает жизнь.

Герцогиня мысленно перенеслась в прошлое и раскладывала по полочкам события минувших дней, будто хотела расстаться с воспоминаниями — горькими и сладостными, чтобы подготовить себя к неизвестности будущего.

Порой Гардении казалось, что, исчезни она из купе, тетя даже не заметит этого и будет продолжать говорить.

Она рассказывала о том, как приехала в Париж, о первом муже, который увлек ее и вырвал из монотонности и скуки родительского дома, а впоследствии проявил себя как отъявленный негодяй и зануда.

— Но это было для меня не так важно, — сказала герцогиня. — Приехав в Париж, я вдруг поняла, что обладаю огромной силой — своей красотой. Мужчины, как только я попадалась им на глаза, теряли голову. Со мной все хотели познакомиться, добивались этого любыми способами. Меня боготворили, по мне сходили с ума. Очень скоро я стала одной из самых известных женщин Парижа.

Герцогиня сделала паузу, во время которой вновь наполнила бокал. У нее уже слегка заплетался язык, но голова оставалась ясной, а мозг отлично работал. Она рассказывала о событиях своей жизни последовательно и понятно, как будто читала книгу.

— Я прожила в Париже два года и лишь потом повстречала герцога. Он, подобно другим мужчинам, сразу пал к моим ногам и заявил, что я — само воплощение красоты. Но в отличие от остальных моих поклонников оказался истинным ценителем прекрасного, своего рода экспертом. Красотой он жил, дышал, она была его страстью, его любовью.

Герцогиня усмехнулась.

— Все считали, что я в первый же день нашего с ним знакомства стала его любовницей. И очень ошибались. Все, что герцогу было нужно, так это любоваться мной.

Она искоса взглянула на племянницу.

— Никто не поверит, но он лишь смотрел на меня. Это доставляло ему наивысшее удовольствие. Я как статуя подолгу простаивала перед ним в красивых нарядах на фоне шелков с восточными узорами или на возвышении, которое он специально для этой цели велел соорудить в главной гостиной.

— И вы соглашались на подобное? — спросила Гардения.

Герцогиня улыбнулась.

— Если говорить предельно искренне, думаю, я и сама была влюблена в свою красоту. И потом, герцогу безумно нравилось смотреть на меня, а он по отношению ко мне был так добр и щедр!