Книга Тайна "Железной дамы" - Юлия Нелидова

– Постарайтесь вспомнить, – отозвался комиссар. – Не приснилось ли вам это, часом?

– Вы бы пришли осмотреть магазин? Что за мистика творится! Я спустился, внизу – никого, твидовый пиджак-то исчез, но вернулся сюртук. Вы не поверите, он сиял, будто лампочка! Вы должны на это посмотреть.

– Вижье, – позвал комиссар. – Сходи на бульвар Осман, погляди, что это там у месье Оноре светится.

– Да, месье!

– Но я ведь недоговорил, – портной невольно привстал и, поспешив вслед за Вижье, продолжал рассказывать: – Твидовый пиджак-то тоже вернулся, каково а! Сегодня днем. Прямо посреди бела дня. И никто не знает, как он оказался на пустом манекене… Прошло еще так мало времени с тех пор, как, царствие ему небесное, месье Ромэн умер, а за заказом-то никто не является.

– Он делал заказ перед смертью? – осведомился Вижье, надевая у маленького потемневшего зеркальца синюю фуражку.

– Перед помолвкой, – уточнил мэтр. – Он сделал довольно внушительный заказ, причем велел шить все на два размера меньше, сказав, что в последнее время исхудал и на нем болтается весь гардероб. Хотя я этого не заметил. Не кажется ли вам сие обстоятельство странным?

– Вы помните всех клиентов, что заходили к вам в эти дни?

– О, разумеется! Мой помощник вносит в журнал имя каждого покупателя…

Пока портной Оноре не исчез в сопровождении инспектора за дверью, Иноземцев не смог глаз от него оторвать. Перехватив недоуменный взгляд Рачковского, он покраснел и опустил голову. Тому рассказ портного тоже показался как минимум удивительным, потому он тоже не сдвинулся с места, пока не дослушал. Только когда дверь захлопнулась за спинами ушедших, словно выведенный из глубокой задумчивости, Рачковский шагнул к столу Ташро.

– Бонжур, господин комиссар, – заговорил Петр Иванович по-французски, вынимая из нагрудного кармана редингота какие-то бумаги. – Вызывали давеча по поводу русского подданного, некоего Кирилла Делина, задержанного вами. Господин русский посол чрезвычайно занят спасением Парижской биржи посредством русских займов, потому на правах консула направил меня, дабы разобраться в сем вопросе. Петр Рачковский, к вашим услугам.

– Бонжур, месье Рачковский, – вставая, поприветствовал его Ташро с какой-то таинственной хищной улыбкой, а потом тотчас же обернулся к Ивану Несторовичу: – Бонжур и вам, мой друг, месье Иноземцев. Полагаю, прибыли вразумить своего пациента? Если так будет продолжаться дальше, мне придется предложить вам должность полицейского врача в Префектуре.

И рассмеялся. Иван Несторович чуть склонил голову в знак признательности.

– Что же произошло? Я, надеюсь, никто не пострадал?

– Благодарение богу, никто и ничто, кроме моих нервов и нашего переводчика, за которым мы посылали дважды. Присаживайтесь, будьте любезны, – Ташро указал на два кресла у своего стола, потом обратился к двум инспекторам, делавшим вид, что усиленно работают с бумагами. – Ренье, вас кажется искали в Архиве. А вы, как вас там… – он презрительно помахал юноше-письмоводителю, – сходите проветритесь, сутками здесь торчите, скоро ослепнете.

Оба вышли, тихо притворив за собой дверь, комиссар уселся в кресло.

– И когда мне собственный кабинет выделят? Полнейшее безобразие. Никакой конфиденциальности, проходной двор! – проворчал он. – Итак, вернемся к делу. Месье Делин… Хм, он… Так вышло, никто у нас в Префектуре не говорит по-русски. Месье Делин был возмущен тем фактом, выразив негодование, мягко говоря, с чрезмерной горячностью. Так что пришлось его арестовать. Переводчика позвали, тот вскоре явился. И представляете, месье Делин присмирел, вдруг заявив, что ему нечего сказать, кроме слов извинений. Мы решили оставить его тут еще на один день. Уж извините, но поведение месье Делина показалось нам несколько подозрительным. Знаете ли, дело об убийстве Ромэна Лессепса – такая головная боль! И вчера, когда произошла эта катастрофа с миллионом выкупа – дьявол побери всех этих газетчиков, – о которой теперь знает весь Париж, месье Делин снова взбунтовал, настойчиво выкрикивая давно забытое имя некоей русской авантюристки. Вам, должно быть, об этом лучше известно. Элен Бюлов. Не припоминаете, а, месье Иноземцев?

– Очень хорошо припоминаю, – ледяным голосом отозвался Иван Несторович. Рачковский слушал с невозмутимым видом. Комиссар все время продолжал хищно улыбаться. Казалось, его вовсе и не расстраивают нелепые выходки Делина, а как раз напротив – забавляют, быть может, даже нашел в этом нечто любопытное, а быть может, уже и догадаться успел, кой-какие ниточки связать. Иван Несторович едва находил силы, чтобы сдержаться и не побледнеть. Чувствовал он себя Раскольниковым в кабинете Порфирия Петровича, тоже к обмороку весьма был близок.

– Вот-вот, – подхватил комиссар, перехватив отчаянный взгляд доктора, – и вам, верно, любопытно будет послушать, что произошло дальше. Опять послали за переводчиком. Это уже второй раз мы беспокоили месье Корвина-Круковского из газеты «Фигаро», кстати, вашего, месье Рачковский, предшественника. Он явился, а месье Делин вновь словно в рот воды набрал. На этот раз даже слов извинений из него не вытянули. Насупившись, он сел в углу камеры и смотрел перед собой совершенно пустым, точно загипнотизированным взглядом. Теперь мы были вынуждены обратиться за помощью в русское посольство. Но едва он услышал сию новость, опять стал о чем-то страстно твердить. Корвин-Круковский заявил, что в последний раз посещает набережную Орфевр по сему вопросу, и посоветовал в следующий раз позвать доктора для бывшего чиновника. В конце концов, его допросили. И он выдал, будто Элен Бюлов, прикрываясь именем племянницы известнейшего человека в Париже, Гюстава Эйфеля, организовала похищение внука другого известнейшего человека в Париже – Фердинанда Лессепса – и уже отхватила за него миллион франков, а вас, месье Иноземцев, прикончила. В голове не укладывается подобный бред.

– Действительно, бред сумасшедшего, – проронил Иноземцев. – Прикончила меня?

– Я и говорить боюсь об этом лишний раз, не то, глядишь, чудовищный слух дойдет до журналистов и Париж содрогнется от очередного скандала. А ведь еще эта Панама. Господа Лессепсы и Эйфель и без того по самую макушку в… сами знаете в чем. Полный бред!

Иноземцев слушал, сжав зубы и сдвинув брови.

– Кирилл Маркович не в себе, я этот факт готов уже сейчас подтвердить, – медленно проговорил он. – Равно как и то, что мадемуазель Боникхаузен, которую я имел честь защищать в суде вместе с месье Герши, не имеет никакого отношения к авантюристке Бюлов.

– Ну слава тебе богу! – Ташро со вздохом облегчения уронил голову на руки.

Иноземцев готов был переступить через собственные свободу и жизнь. Это как-то само собой решилось еще в экипаже Рачковского, по дороге в Префектуру. Он не отдавал себе отчета, отчего поступает таким образом, но уверенность в собственной правоте родилась ранее здравого на сей счет вывода, более того – утвердилась при вопросе комиссара и, вероятно, повторится еще не раз.

– Господин Эйфель будет вам благодарен вдвойне, – добавил Ташро и перевел взгляд на Рачковского – с виду пустой, ничего не значащий взгляд. Но Иноземцев, уже успевший догадаться о тайном знакомстве этих двух, уловил некий намек на вопрос, удивление. Сердце его еще сильнее сжалось – не потянуть ему этой игры, не возобладать в этой партии, растопчут, раздавят и мокрого места не оставят. Ни от него, ни от Ульяны. Глупая девчонка!