Книга Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У первого, на «газах» черкески столбиком нашиты две георгиевские ленты. Корнет Чумаков, прибывший к нам в полк из запаса месяца два тому назад, возмущается этим и говорит, что «этот прапорщик не имеет права нашивать две ленточки, а должен, как положено всем георгиевским кавалерам, символически носить только одну». Он хочет встать, подойти к этому прапорщику и сказать ему об этом. Мы его успокаиваем, но он сердится, быстро встает, подходит к ним и резко говорит об этом. Поясняет, что «он, корнет Чумаков, будучи вольноопределяющимся, в осажденном Порт-Артуре за многие вылазки награжден всеми четырьмя Георгиевскими крестами, семнадцать раз ранен и носит только одну ленточку». И добавляет, что «он, этот прапорщик, не имеет права носить две». Оба прапорщика не встали, и первый негодующе отвечает Чумакову, что он «заслужил два Георгиевских креста кровью и носит их так, как он хочет». Объяснения их начинают принимать резкую форму. Я прошу старшего в чине среди нас, сотника Дьячевского, встать и прекратить это. Но Диамид Дьячевский, добрый человек, не любящий дисциплину, отвечает:
— Ты адъютант, ты сам пойди и сделай так, как надо.
Чумаков — компанейский офицер, могущий выпить и поскандалить. Я быстро подхожу, беру его под руку и прошу вернуться за свой стол. Когда я подошел, оба прапорщика встали.
— Кто вы таков? — обращаюсь к первому.
— Я командир сотни 3-го Линейного полка прапорщик Сорокин, — с натянутым достоинством произнес он и добавил, что пришел со своим младшим офицером посидеть здесь в хорошей обстановке, а этот офицер, судя по тому, как он одет в черкеску и как висит на нем оружие, видимо, не казак и еще стал его учить.
Инцидент был исчерпан. Этот прапорщик Сорокин в 1918 году стал «Главнокомандующим Северо-Кавказской Красной армией».
Через два дня наш полк был в Карее. Здесь лютая зима. У нас — дневка. Воспользовавшись этим, часть молодежи кутнула. Ночью катание по городу на санях «с дамами», а потом с ними же — в синема, в ложи. В синема мы не были около двух лет, с самого Мерва. Так было приятно! Так приятна, хороша молодость…
Через сутки, двинувшись на север, полк расположился по квартирам в молоканском селе Романовна. Скоро в полк прибыли к мужьям полковые дамы — Калугина, Пучкова, Маневская и Дьячевская. Полк немедленно же приступил к своему ремонту. Но каково же было наше возмущение, когда ровно через две недели приказано выступить в Ольты!
Полк выступил. Миновав снеговую полосу, вошли в довольно теплый пояс, а перевалив через Мерденекский перевал, спустились в глубокое ущелье. По дну его течет речка. Вот и Мерденекский этапный пункт. Наш хор трубачей издали оглашает ущелье маршем, и эхо несется далеко-далеко вниз, куда мы спускаемся. Внизу видим городок палаток и меж ними целый цветник сестер милосердия в белых костюмах, высыпавших на зов полковой музыки. Оказывается, здесь находится госпиталь всего Ольтинского района. Казакам приготовлен на этапе обед, а нас, офицеров, госпитальное начальство пригласило к себе. Под хор трубачей мы обедаем, угощаем сестер милосердия приятными разговорами. Все здесь скромно и строго. Но мы и этим довольны, ведь находимся среди интеллигентных русских женщин, которые довольны нами. Мы так внимательны к ним, мы веселы, а главное — они довольны тем, что за стенами большой столовой палатки их слух услаждает наш хор трубачей.
Наш полк подходит к Ольты. У восточной окраины этого села стоял биваком 3-й Горско-Моздокский полк Терского войска. Услышав хор трубачей, терцы высыпали к шоссе, закричали «ура» и радостно размахивали папахами. Наши сотни шли молча, ничем не отвечая терцам. Считая это ненормальным явлением, я приблизился к полковнику Мигузову и спросил его, можно ли отвечать полку на приветствие.
— Ну конечно, конечно! Что вы меня об этом спрашиваете?! — нервно и зло ответил он.
Повернув коня к головной 4-й сотне есаула Калугина, быстро говорю ему, что «командир полка разрешил кричать терцам „ура“».
Казаки только этого и ждали. Из нашего конного строя замахали папахами, и понеслось долгое, продолжительное приветствие.
Привожу этот случай для того, чтобы показать, насколько был «забит» наш полк Мигузовым. Все мы отлично знали, что на приветствие встречающейся строевой части надо отвечать тем же, но сотенные командиры молчали, боясь нарушить «святость строя» и не зная, как на это посмотрит командир полка. Поэтому они и предпочли лучше промолчать, чтобы не получить «разнос». Ну а мы, молодежь, мы всегда действовали так, как говорило нам наше пылкое сердце. Наша головная сотня уже проходила бивак терцев, и… сотня молчала. Не спроси своевременно, возможно, весь полк так и прошел бы молча, чем ввел бы горско-моздокцев в недоумение.
С полковником Мигузовым всем нам трудно было служить. А полковому адъютанту — в особенности.
Мы потом только узнали, что шло очень секретное распределение войск перед предстоящей Эрзерумской операцией. Наш и 3-й Екатеринодарский полки были приданы 2-му Туркестанскому корпусу, а 1-й Таманский и 3-й Линейный — 1-му Кавказскому и находились в районе Сарыкамыша. Итак, наша «новая дивизия» была разрозненна. Штаб дивизии находился при 1-м Кавказском корпусе и никакой связи с нами не имел. Где находился 3-й Екатеринодарский полк, мы тоже не знали, так как все это было под большим оперативным секретом.
В Ольты у нас дневка. Русско-турецкая граница в семи верстах. Наш полк будет смотреть командир 2-го Туркестанского корпуса генерал Пржевальский, бывший начальник 1-й Кубанской пластунской бригады, столь доблестно отличившийся со своими пластунами в Сарыкамышской операции.
У шоссе с небольшим штабом стоит обыкновенный казачий офицер в генеральских погонах на серой черкеске, в черном бешмете и простой казачьей папахе. Простые, черным «хозом» обтянутые кинжал и шашка. На «газах» черкески висит белой эмали офицерский Георгиевский крест. И больше никаких блестящих украшений.
Он, видимо, много курит, так как его седая, коротко подстриженная борода и усы у рта — рыжеватые. Ему лет под 60. Сотни, проходя мимо, молодецки смотрят на свое новое высшее начальство. Только мало смотрит на них он, генерал Пржевальский. Или смотрит коротко, опытным взглядом боевого начальника. И совсем не хочет показать, что он есть большой начальник и заслуженно храбрый боевой генерал. И, глядя на него, лишний раз убеждаешься, что героями на войне часто бывают очень скромные по внешности люди. И мы были очень рады, что вошли в его подчинение и что вошли в состав своего родного по мирной стоянке в Мерве 2-го Туркестанского армейского корпуса.
А. В Приморском районе, у Черного моря: 1-й Кубанский пластунский батальон 1-й Кубанской пластунской бригады; 15-й и 17-й батальоны 3-й Кубанской пластунской бригады; сотня 3-го Лабинского полка Кубанского войска.
