Книга Другая женщина - Светлана Розенфельд

Ирина, теряя тапки, прошлепала в комнату, чувствуя, что на ходу стремительно утрачивает женскую привлекательность. Посреди комнаты располагался накрытый стол. Не «оливье», не селедка под шубой, не шпроты и тем более кильки в томате – нет-нет, то был изысканный стол для полуофициального приема почетного гостя. Для Ирины то есть. Фрукты, печенье, конфеты, бутылки красного и белого вина, коньяк, виски, минеральная вода – что твоя душа пожелает. Такой прием удивлял, но и обнадеживал.

– Проходите, пожалуйста, присаживайтесь за стол. Выпьем, отметим наше приятное знакомство, – прокурлыкал хозяин.

– К сожалению, выпить не смогу. Я за рулем.

– О, не беспокойтесь. У меня есть молодой сосед, мой большой приятель. Он вас отвезет в нужное время в нужное место.

Ирина уселась за стол, незаметно освободив ноги от больничных тапок.

– Что будем пить? – спросил хозяин.

– Белое, пожалуйста.

– Отлично. Итак, за успех нашего безнадежного дела!

– Безнадежного? – улыбнулась Ирина.

– Нет, нет, это шутка, – они выпили. – Давайте теперь поговорим о деле. Вы, стало быть, жена?

– Жена художника Сажина.

– Почему я о нем не знаю?

– Так получилось. Вот я и хочу, чтобы о нем узнали и вы, и многие другие.

– Вам говорили, что я не занимаюсь новичками?

– Говорили.

– Вы знаете, что для меня это будет внеплановая работа?

– Да, конечно.

Затем последовала короткая сцена из криминального фильма: он взял листок бумаги, кое-что нацарапал на нем и протянул Ирине: там значилась грозная цена вопроса.

– Я готова, – сказала Ирина, судорожно сглотнув.

– Тогда выпьем еще раз за сотрудничество. Советую коньяк, только не забудьте закусить, – он аккуратно разорвал бумажку и сжег в пепельнице. Как в кино.

Ирина взяла клубничину из вазочки.

– Вот очень вкусное печенье. Тает во рту.

Ирина взяла печенье.

– Ну а теперь – чтобы все были здоровы!

– Прекрасный тост – засмеялась Ирина и закусила конфеткой, чувствуя приятную истому в теле и некоторую мозговую расслабленность.

– Я должен буду посмотреть картины вашего мужа.

– В «Центр-арте» открыта экспозиция.

– Прекрасно. Картины я должен посмотреть, конечно, конечно. Но главное – вы понимаете? – я должен познакомиться с вашим мужем. В принципе, качество репортажа будет зависеть не от качества картин, а от того, как сложится наша беседа.

– А картины – дело второстепенное?

– Ну почему? Картины пусть оценивают люди, интересующиеся живописью. А наша с вами задача их заинтересовать. Думаю, что сумею это сделать. Вопрос в том, как потом пропихнуть репортаж на телевидение. Но это уже моя забота. Ох-ох!

– Надо бы поскорее, пока выставка открыта.

– Ну вот видите. Так что не думайте, что я чересчур алчный.

– Да нет, что вы…

– Значит, так. Завтра… нет, послезавтра я приеду в галерею, познакомлюсь с… Сажиным – правильно: Сажин?

– Да, Аркадий Сажин.

– Я с ним познакомлюсь, поговорю, посмотрю полотна, дальше будет видно. А пока… Я бы поговорил с вами, для начала. Расскажите мне о своем муже. Сколько ему лет?

– Сорок пять.

– Как же получилось, что никто о нем не знает?

– Ну-у… Его инертность, отсутствие средств…

– Как же вам удалось снять зал в «Центр-арте»? Там цены!

– Спонсоры помогли, – запнувшись, сказала Ирина.

– А где же они раньше были, ваши спонсоры?

– Где-то были. Вы хотите сказать, что художник бездарен и помощи не заслуживал?

– Я не могу знать того, чего не видел. И вообще не о том речь. Давайте-ка пересядем на диванчик и побеседуем об Аркадии Сажине и о жене художника.

Они пересели на диванчик.

– Ну, расскажите о себе.

– Обо мне неинтересно, я тут ни при чем.

– Еще как при чем! Ведь это вы вокруг него суетитесь. Так любите своего мужа?

– Люблю. Но давайте говорить не обо мне.

– Сначала о вас. Меня предупредили, что придет очень привлекательная женщина. Но не до такой же степени, черт возьми!

Ирина, потеряв дар речи, молча уставилась на него.

– Вот, вот, – воскликнул он. – Вы, конечно, знаете о своих чудесных глазах. Уверен, это ваша «фишка».

– Не очень-то я понимаю, – тупо сказала Ирина.

– Когда мы сидели за столом, вы прекрасно продемонстрировали свои глаза: зеленые, карие, черные. Сейчас они черные. Вы злитесь. И зря. Вам ровным счетом ничего не угрожает. Я восхищен вами и выражаю свое восхищение простым русским языком. Разве не приятно это слушать?

– Не знаю, – опустила глаза Ирина. – Мне бы не хотелось менять тему нашей встречи.

– А мы ее и не меняем. В репортаже о художнике вы тоже будете присутствовать и очень его украсите. Хотите, я расскажу вам о вас?

Ирина пожала плечами.

– Вы сокровище, и не улыбайтесь так ехидно. В вас есть все, что делает женщину уникальной. Плюс скромность, которая, как это ни странно, только подчеркивает и даже умножает все прочие качества: и красоту, и ум, и деловитость, и кокетство, и страсть.

– Как вы сумели изучить меня за пару часов?

– Это бросается в глаза и делает вас неотразимой.

– Ох, Геннадий Степанович, по-моему, вы слишком много выпили.

«И я, – подумала она про себя. – Как бы глупостей не натворить рядом с таким краснобаем».

Да что там краснобай! Хуже другое. Хуже эти аккуратные, как будто несмелые его прикосновения, от которых почему-то мурашки бегают по телу: тронул плечо, руку, чуть-чуть, почти неощутимо коснулся колен. Ирина слегка подалась назад. Он обхватил ее за талию и вернул на прежнее место.

– Не дергайтесь. Никто вас насиловать не собирается. Но вот, например, шея. Линия шеи – как удержаться, чтобы не коснуться?

И коснулся. Шеи, щеки, опять шеи, потом пониже, углубляясь в вырез блузки.

– Не надо этого делать, – прошептала Ирина.

– Надо, – и прижал к себе.

Ирина вскочила, чувствуя, что еще минута, и она сдастся. От злости на себя проговорила то, что говорить не собиралась:

– Насколько я понимаю, это входит в плату за услугу. И если я сейчас уйду, никакого репортажа не будет. Так ведь?

– Абсолютно не так. Работа – это святое. Мы договорились, и свое слово я собираюсь сдержать. Другое дело, что…