Книга Курьезы холодной войны. Записки дипломата - Тимур Дмитричев

Именно этой принятой процедуре мы и следовали при выступлении Абрасимова на упоминаемом заседании. Поскольку страницы его записной книжки были небольшими, то число таких страниц с напечатанным текстом оказывалось довольно значительным, и в результате нашему послу приходилось эти страницы часто переворачивать.

При переходе им к одной из новых перевёрнутых страничек я вдруг услышал текст, который мне, теперь, когда я уже довольно неплохо знал суть нашей позиции, показался содержащим серьёзную уступку пожеланиям западных партнёров. Я этот новый текст продолжал фиксировать в своём блокноте, испытывая неуверенность в том, что я услышал. Абрасимов сделал паузу, чтобы мне можно было продолжить перевод его выступления, но прежде, чем я мог возобновить зачтение перевода, среди западных делегаций начался приглушённый обмен комментариями, а сидевший за моей спиной Квицинский резко встал и наклонился к Абрасимову, шепча ему что-то на ухо. Невзирая на эти отвлекающие моменты, я приступил к переводу зачитанных Абрасимовых нескольких параграфов, когда вдруг Квицинский быстро прошептал мне не переводить самый последний. Дойдя в переводе до этого параграфа, я остановился и стал переворачивать мой блокнот на чистую страницу, показывая этим, что зачитанный Абрасимовым текст был завершён.

Все западные послы при поддержке своих переводчиков и членов делегаций вдруг, перебивая друг друга, громкими голосами стали говорить мне, что я не перевёл последнюю и самую важную часть выступления моего посла, призывая меня вернуться снова к тексту моих записей и перевести его. Я быстро взглянул на Абрасимова, рассчитывая заметить его реакцию, но в этот момент он сосредоточенно смотрел в свою записную книжку, находясь как бы в стороне от разразившегося в зале громкого обсуждения по поводу моего серьёзного упущения при переводе его выступления. Тогда я перевернул обратно страницу блокнота с моими записями, и, сделав вид, что я их проверил, объявил ожидавшим дипломатам, что, кроме уже переведённого мной текста, посол больше ничего не говорил.

Услышав моё утверждение, все западные послы, а вслед за ними почти все члены их делегаций, встали со своих мест и стали взывать к Абрасимову подтвердить мою ошибку и попросить меня её исправить, или же ещё раз зачитать последнюю часть его выступления. Пётр Андреевич совершенно спокойно и с удивительным самообладанием посмотрел на стоявших перед ним западных дипломатов и сказал, что они должны верить официальному переводчику советской делегации, а если у неё будут к нему претензии по поводу его неадекватного перевода, то она сможет разобраться с этим вопросом сама. После этого он попросил всех делегатов занять свои места, с тем чтобы он мог закончить своё выступление, и продолжил чтение оставшегося текста.

Когда он завершил своё заявление, западные послы снова стали задавать ему вопросы по злополучному параграфу, но Абрасимов так же хладнокровно и спокойно повторил, что они все, включая его самого, должны полагаться на официальный перевод, который для этих целей и применяется на проводимых переговорах. В свою очередь он призвал западных коллег обратить внимание на официально внесённые им важные советские подвижки и подготовить свою реакцию на них к следующей встрече. На этом данное заседание завершилось, и мы с Абрасимовым, как обычно, отправились на его лимузине в наше посольство. По дороге он сказал мне, что, перевёртывая страницу в записной книжке, он случайно открыл совершенно не ту страницу и, только начав читать её, понял, что произошла накладка. Он поблагодарил меня за проявленную находчивость, но я сказал, что это было сделано мной по подсказке Квицинского.

Через несколько минут после этого он вдруг сделал мне предложение переехать к нему на работу в посольство, сказав при этом, что «вы в моём стиле». Я поблагодарил его за лестное предложение, сказав, однако, что в ближайшее время мне будет трудно уехать из Москвы вевязи с предстоящими экзаменами в аспирантуре и ожидаемой в течение следующих 10–12 месяцев защиты диссертации. Кроме того, после семи лет в ООН я находился в Центральном аппарате МИДа ещё менее двух лет, что по нашим критериям было слишком коротким промежутком для новой загранкомандировки. Выслушав мои доводы, Абрасимов сказал, что последний вопрос он сможет решить одним звонком в Москву, а в отношении диссертации можно подумать о её защите в Академии наук ГДР. Он к этому добавил, что сейчас он не ждал от меня окончательного ответа на этот серьёзный для меня вопрос, который мне нужно было спокойно и взвешенно обдумать и обсудить с женой, и предложил вернуться к нему, когда я приеду на следующий раунд через 2–3 недели.

Принятие неожиданного предложения Абрасимова о переходе на работу к нему в посольство нарушало бы полностью мои планы защиты диссертации и уже моё намеченное последующее поступление в Высшую дипломатическую школу для специализации в области международного права и целый ряд других уже запланированных долгосрочных дел.

После приезда в Москву я сначала обсудил предложение Абрасимова с женой, которая полностью поддержала меня в моём намерении от него с благодарностью уклониться. Затем я рассказал о нём моему чудному шефу Пастоеву, высказав просьбу помочь мне не ехать на следующий раунд в Берлин и тем самым избежать нового обсуждения этого предложения с Абрасимовым. Всеволод Владимирович отнёсся к моей просьбе с пониманием и сочувствием, сказав в порядке совета, что единственный для меня способ не поехать на следующий раунд в сложившейся ситуации он видел только в том, чтобы мне лечь под предлогом переутомления в нашу мидовскую Чкаловскую больницу за 10–12 дней до возобновления переговоров. При его молчаливом соучастии я так и сделал.

Несколько месяцев спустя, уже перед самой защитой диссертации, я совершенно случайно встретился с Абрасимовым в здании МИДа около кабинета министра, откуда он выходил и куда направлялся я. Мы с ним тепло поздоровались, но он не преминул добродушно пожурить меня за неявку на переговоры и уход от его предложения о переезде на работу в Берлин. Он сообщил мне тогда же, что переговоры будут скоро завершены подписанием соглашения, и что у него тоже есть свои новые планы. Мы попрощались, пожелав друг другу дальнейших успехов. Через несколько месяцев переговоры по Западному Берлину были успешно завершены, а спустя ещё некоторое время Пётр Андреевич Абрасимов был назначен послом СССР во Франции, а я сам после успешной защиты диссертации прошёл конкурсные экзамены в ВДШ и приступил к специализации в области международного права.

СТОЛКНОВЕНИЕ С М.А. СУСЛОВЫМ

За годы моей работы в МИД СССР мне довелось встречаться с целым рядом советских партийных и государственных руководителей самого высокого уровня. В их числе были Л.И. Брежнев, А.Н. Косыгин, Н.В. Подгорный, А.А. Громыко, члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК, министры и т. д. Память сохранила немало интересных, любопытных и забавных эпизодов, связанных с ними. Один из редких неприятных случаев буквально столкнул меня с М.А. Сусловым.

С этим высоким советским руководителем мне доводилось встречаться несколько раз, когда он сопровождал Брежнева, а в некоторых случаях, когда он сам вёл переговоры от имени КПСС с делегациями «братских» партий, приезжавших с визитами в СССР. М.А. Суслов отвечал за идеологическую работу, одновременно являясь главным теоретиком партии. Он имел репутацию «серого кардинала» в советском правительстве, что отражало его огромное влияние в решении партийных и государственных вопросов Советского Союза.