Книга Черчилль без лжи. За что его ненавидят - Борис Бейли

Уже 13 марта 1946 года Сталин прокомментировал в интервью «Правде» Фултонскую речь Черчилля (на следующий день текст интервью был опубликован): «По сути дела, г-н Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. И г-н Черчилль здесь не одинок – у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки.

Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира».

По сути дела, г-н Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке – в противном случае неизбежна война.

Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство Гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно, поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство…

Несомненно, что установка г-на Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР…

Г-н Черчилль утверждает, что «Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София – все эти знаменитые города и население в их районах находятся в советской сфере и все подчиняются в той или иной форме не только советскому влиянию, но и в значительной степени увеличивающемуся контролю Москвы». Г-н Черчилль квалифицирует все это как не имеющие границ «экспансионистские тенденции» Советского Союза.

Не требуется особого труда, чтобы показать, что г-н Черчилль грубо и беспардонно клевещет здесь как на Москву, так и на поименованные соседние с СССР государства.

Во-первых, совершенно абсурдно говорить об исключительном контроле СССР в Вене и Берлине, где имеются Союзные Контрольные Советы из представителей четырех государств и где СССР имеет лишь Ул часть голосов. Бывает, что иные люди не могут не клеветать, но надо все-таки знать меру (но Черчилль-то имел в виду прежде всего военный контроль. И Вена, и Берлин находились в советских зонах оккупации, и находившиеся в обеих столицах западные представители и контингенты войск фактически чувствовали себя в окружении гораздо более многочисленных соединений Советской армии. – Б. Б.).

Во-вторых, нельзя забывать следующего обстоятельства. Немцы произвели вторжение в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Болгарию, Венгрию. Немцы могли произвести вторжение через эти страны потому, что в этих странах существовали тогда правительства, враждебные Советскому Союзу. В результате немецкого вторжения Советский Союз безвозвратно потерял в боях с немцами, а также благодаря немецкой оккупации и угону советских людей на каторгу – около семи миллионов человек. Иначе говоря, Советский Союз потерял людьми в несколько раз больше, чем Англия и Соединенные Штаты Америки, вместе взятые. Возможно, что кое-где склонны предать забвению эти колоссальные жертвы советского народа, обеспечивающие освобождение Европы от гитлеровского ига. Но Советский Союз не может забыть о них. Спрашивается, что же может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно, не сойдя с ума, квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза как экспансионистские тенденции нашего государства?..»

Здесь Сталин передергивает, причем довольно грубо. Черчилль совсем не призывал вести войну против СССР, а лишь принять меры к тому, чтобы «железный занавес» не передвинулся дальше на Запад. И здесь главную надежду он возлагал на Америку. Если американские войска уйдут из Европы, то сдерживать Сталина, думал Черчилль, будет некому. И характер влияния американцев в Западной Европе был совсем иным, чем советского влияния – в Восточной Европе. Вашингтон, безусловно, влиял на политическую ситуацию – как экономической помощью в рамках плана Маршалла, так и пропагандистскими средствами, но при этом президент Трумэн и не думал отменять там демократические свободы и свободные выборы. Стешин же осуществлял контроль с помощью своих войск и послушных марионеток-коммунистов, и в результате уже к концу 1948 года о демократических свободах и альтернативных выборах в Восточной Европе было приказано забыть.

В интервью «Правде» по поводу Фултонской речи Черчилля в марте 1946 года Сталин впервые козырнул величиной советских потерь как для оправдания советской политики в Восточной Европе, так и для унижения, как он думал, вчерашних союзников. Как смеете, мол, учить нас демократии, когда вы потеряли в минувшей войне жалкие сотни тысяч, тогда как мы – полновесные семь миллионов. Потом эту традицию восприняли все преемники Сталина, от Хрущева до Путина. Цифра при этом выросла сначала до 20, а затем до 27 млн человек, но все равно осталась достаточно далека от истинной, особенно в части потерь Красной Армии. Официальная цифра 8668 тыс. погибших и умерших красноармейцев и командиров, обнародованная в 1993 году, также примерно втрое меньше истинной.

В начале 1947 года Сталин одобрил карикатуру на Черчилля в связи с его речью в Фултоне. До этого публикации карикатур на союзников в войне в советской печати не допускались. Так был сделан важный шаг к «холодной войне».

После Фултонской речи ни о каком сохранении даже внешней формальной дружбы между Сталиным и Черчиллем говорить уже не приходится. Тем не менее в феврале 1947 года Черчилль направил частное послание Сталину в ответ на переданный через побывавшего в Москве фельдмаршала Монтгомери сталинский привет: Я постоянно вспоминаю наши товарищеские отношения в те годы, когда все было поставлено на карту. Я также был счастлив узнать от Монтгомери, что Вы в добром здравии. Ваша жизнь драгоценна не только для Вашей страны, которую Вы спасли, но и для дела дружбы между Советской Россией и Великобританией и даже всем говорящим на английском языке миром, дружбы, от которой зависит будущее счастье человечества. Верьте мне, искренне Ваш Уинстон Черчилль».

Возможно, в тот момент Уинстон на самом деле верил, что со Сталиным еще можно договориться. Окончательный разрыв между бывшими союзниками по Антигитлеровской коалиции произошел только в следующем, 1948 году.

Фултонская речь Черчилля стала одним из первых признаков того, что в Вашингтоне и в Лондоне рассматривают американо-британский союз в качестве краеугольного камня любой будущей системы международной безопасности, и изоляционизму пришел конец. Отсюда и столь резкая реакция Сталина на выступление «самого мужественного из всех британских премьеров». Стешин еще смог советизировать страны Восточной Европы и отыграться за вывод советских войск из Ирана тем, что при массированной советской поддержке коммунисты выиграли гражданскую войну в Китае. В 1948 году он устроил блокаду Западного Берлина в надежде, что это устрашит западных союзников и побудит США все-таки уйти с континента. Однако ответом на блокаду Берлина и советизацию Чехословакии стало создание блока НАТО и Федеративной Республики Германии из западных оккупационных зон. В условиях американской монополии на атомное оружие Сталин не мог и помышлять о вторжении в Западную Европу. И даже после того, как благодаря усилиям разведки и ученых у советского диктатора появилась своя атомная бомба, у него все равно не было средств доставки ее на территорию главного потенциального противника. Не было шансов и уничтожить американские базы в Великобритании из-за слабости советского флота. Сталин и его преемники оказались обречены на длительное противостояние вдоль «железного занавеса», причем без каких-либо шансов на успех.