Книга Укротители демонов - Дмитрий Казаков

— Чему я тебя учил, дубина? — сурово рычал осанистый. — Как надлежит обращаться к младшим по званию?

— Гей еси, добры молодцы…

— Какой «гей»? Кому понравится, что его геем называют? — осанистый размахнулся и врезал провинившемуся по роже, добавив синяк на другой половине лица. Для симметрии, должно быть. — Гой еси, добры молодцы! Понял, дубина?

— Так тошно… то есть, так точно!

— Вот, уже лучше, — осанистый повернулся, и взгляд его упал на Арса. — О, сынок! Привет!

— Здорово, батька! — ответил Арс, и тут же получил лапищей по плечу так, что едва удержался на ногах. — Вот, на практику приехал…

— Это хорошо! — лицо сотника, лишь чуть более морщинистое и грубое, чем у сына, осветилось радостью. — Отметим! А это кто с тобой?

При слове «отметим» внутренности Рыггантропова скрутило судорогой, а йода нервно вздрогнул.

— Это мои однокашники, — ответил Арс. — Тот, что побольше — Рыггантропов. А поменьше — Тили-Тили, но ты его можешь звать Трали-Вали.

— А меня величают Ворс, — сотник радушно улыбнулся. Впечатление слегка подпортили передние зубы, оставленные, похоже, на княжьей службе. — Я тут вроде дядьки, свежепринятых воинов натаскиваю. Они у меня курс молодого богатыря проходят… Хорошо еще, иногда кто из старших дружинников заходит, помогает. Алеша Жрецович или Бобрыня Пейсахович…

— Это знаменитые герои, — пояснил однокашникам Арс.

— Ладно, — сотник бросил озабоченный взгляд в сторону подопечных. — Подождите пока вон там, на лавке. А я через полчаса освобожусь и пойдем до хаты…

Глава 3

Указанная лавка оказалась редкостно хлипким сооружением. Если бы не стена, на которую она опиралась, то лавка развалилась бы уже лет пятнадцать назад.

Вес тощих задниц Арса и Тили-Тили (вопрос наличия задниц у народа йода серьезным образом не изучался ни одним из специалистов, в первую очередь из-за затрудненного доступа к самому объекту изучения, но учитывая схожее в общем с человеком телесное строение, можно предполагать, что задница у йода есть) она еще как-то выдержала, но когда к доскам прикоснулось мощное седалище Рыггантропова, то издала предупредительный скрип. На человеческий язык его можно было перевести следующим образом: «Вам самим же будет хуже!»

Рыггантропов, мрачно вздохнув, уселся прямо на землю.

На огороженной канатами площадке тем временем происходило много интересного. Повинуясь суровым окрикам Топыряка-старшего, молодые богатыри оставили деревянные мечи и взялись за палицы, каждая из которых даже на вид весила не меньше пуда.

— О, эта наша народная забава! — оживленно заявил Арс. — Смотрите внимательно.

По мнению Рыггантропова смотреть было особенно не на что. Голых женщин или кровавого мордобоя не предвиделось, и он собрался даже вздремнуть. Но зрелище неожиданно оказалось интересным.

Выстроившись в ряд, богатыри принялись швырять неподъемные палицы вверх, да так резво, что те взлетали выше верхушки самой высокой башни терема. И что самое ужасающее — воины ухитрялись потом ловить свои снаряды!

С такой легкостью, словно хватали перо, а не несущуюся к земле со страшной скоростью тяжеленную деревяшку.

Тили-Тили смотрел не отрываясь, и мордочка его выражала наивысшую степень восхищения, какую только могла.

Ворс Топыряк бегал вдоль ряда, что-то советовал и подсказывал, а потом вдруг замер и низко поклонился, обратившись в сторону бокового крыльца. Вслед за сотником принялись кланяться и другие дружинники.

На крыльце стоял человек настолько могучий, что тролль показался бы рядом с ним узкоплечим дистрофиком. Вероятно, ему часто приходилось поворачиваться боком, ибо в обычные двери могучая грудь просто не пролезла бы. Голова здоровяка выглядела как пивной котел, черные волосы волной падали на плечи, из-под нечесанного чуба блестели ярко-синие глаза.

— Это сам Илья! — прошептал Арс почти восхищенно. — Величайший богатырь земли китежской!

Забытая в полете булава обрушилась на голову застывшему в поклоне хозяину. Раздалось громкое «Крак!», и деревяшка, способная дробить камни, развалилась на три части. Дружинник даже не покачнулся.

— Эх, молодежь, — прогудел Илья таким низким голосом, что его можно было принять за рык пробуждающегося вулкана. — Ничего не умеют. Дай-ка я тряхну стариной…

Он сошел с крыльца, ступеньки под ним гнулись и трещали, а когда шагал по земле, то в ней оставались глубокие вмятины — следы громадных, подкованных сапог, в каждый из которых поместилось бы по три нормальных ноги.

Топыряк-старший, разогнув спину, подал богатырю самую тяжелую булаву, оголовье которой было оковано железом.

— Добро, — проворчал тот, и резко дернул рукой. Булава взмыла в воздух и… исчезла.

— Теперь ловите, — сказав так, Илья развернулся и ушел.

Рыггантропов щурился, пытаясь разглядеть умчавшуюся ввысь деревяшку. Видно ничего не было, только коршун, до сего момента широким кругами ходивший в поднебесье, в панике дернулся в сторону.

А потом сверху донесся свист.

— Атас! — рявкнул Ворс Топыряк. — Ложись! Воздух! — Все же муштровал он своих подопечных не зря. Те брызнули в стороны еще до того, как было сказано слово «ложись». Попадали наземь, прикрывая ручищами буйные головы.

— Ого! — только и смог сказать Арс, когда нечто вытянутое с ревом ударило в землю, расплескав ее, точно воду.

— Ничего себе, — глаза Рыггантропова стали размером чуть ли не с тарелки.

Шипение Тили-Тили ни в каком переводе не нуждалось. Молодые богатыри, повскакав на ноги, столпились вокруг дыры. Все, как по команде, чесали затылки.

— Да, — сказал кто-то из них уныло, — он-то бросил и ушел, а нам завтра выкапывать… Опять до полудня провозимся!

— Разговорчики! — прикрикнул на подопечных Топыряк-старший.

— Опять Илья баловался? — новый голос звучал негромко, но к нему почему-то хотелось прислушиваться.

Спустившийся с крыльца мужчина был невысок и одет точно так же, как и прочие дружинники. Но те следили за ним глазами так, словно на землю явился сам Бубера, божество счастья и богатства.

Единственной особой приметой вновь появившегося было необычайно красное лицо.

— Ну что, развлечемся борьбой? — предложил он.

— Вне всякого сомнения, — кивнул, выйдя из охватившего его на несколько мгновений столбняка, Ворс Топыряк. — Вихляй, выходи!

Могучий дружинник, объемом могущий поспорить с печью, выдвинулся из рядов. На лице его, совершенно детском, читалось смущение.

— Будешь поддаваться — ноги тебе вырву! — по-доброму улыбнувшись, пообешал сотник.

Неприметный человек с красным лицом терпеливо ждал.