Книга Ромео во тьме - Элеонора Хитарова

– Очень красивые. У него самые красивые глаза. Как яркие звезды. Но они страшные. Они злые. У него глаза демона. Поэтому, он Злой Дом. Хотя все думают, что он Безупречный Доминик.

Ромео в недоумении пытался вспомнить глаза Мэйза, но ничего злого в них вспомнить не мог. Они были пронзительные, магнетические, но чтобы злые…

– А у тебя тогда какие глаза? – Тут же спросил он.

– У меня… невидящие. – Ответила она.

Ромео не нашелся, что сказать по этому поводу. Он не понял, что она имела в виду.

Анаис вскочила со стула и подхватила Моргану, которая чуть было не свалилась в бассейн.

В этот момент Ромео обернулся к дому и увидел как из него, одетый в мягкие синие штаны и белую футболку, босой и, по своему обыкновению, растрепанный, вышел Мэйз. Увидев Анаис, он на секунду замер от неожиданности, но сразу же радостно заулыбался и подошел ним, шлепая босыми ногами по гранитным плитам дорожки:

– Какая приятная неожиданность, Анаис! – Он потрепал Моргану по голове. Кошка в знак протеста поймала обеими лапками его ладонь и собралась, как следует куснуть ее, но Доминик тут же высвободил руку.

– Как ты себя чувствуешь? – Одной рукой придерживая кошку, Анаис свободной рукой взяла его за лицо, привлекла к своему лицу и внимательно оглядела его. – Странно, ты так ужасно упал. А синяков совсем нет. – Ромео заметил, что Мэйз нервно сглотнул и отвел взгляд, как только глаза девушки встретились с его глазами.

– На лице нет. – Буркнул Мэйз.

– А где? – Одновременно спросили Ромео и Анаис.

– Я упал на спину. – Доминик повернулся к ним спиной и поднял майку. Вся правая сторона его спины представляла собой сизый кровоподтек, с неровными, расплывчатыми краями.– Придется теперь спать на животе. Неделю. И сидеть как балерина, не облокачиваясь! – Усмехнулся он.

– Как так получилось? – Ромео сморщился. Ему было больно даже смотреть на это.

– Мы бы обязательно столкнулись, – сказала Анаис, – я бы не уступила ему дорогу, а он не уступил бы мне. Так что ему пришлось падать с мотоцикла, чтобы избежать двух изуродованных трупов среди искореженного металла, куски которого разлетелись бы в радиусе двухсот метров. Или, около того.

– Там были бетонные плиты. – Доминик поморщился от болезненных воспоминаний. – Мне еще крупно повезло. Эти плиты не позволили моему телу лететь, кувыркаясь, еще метров пятьдесят. Ничего не сломал, даже кожа вся на месте. И головой я ударился не так сильно, как должен был. Только кровь немного носом пошла и все. Парадокс. – Он вдруг с сожалением вздохнул: – Так что, на память об этой пятнице у меня не останется ни одной отметины. Жаль. Хорошо только, что мотоцикл каким-то образом цел остался. Только краску кое-где ободрал.

Ромео с ужасом глянул на Доминика. Тот подмигнул и перевел разговор:

– Анаис, ты присоединишься к нам за завтраком? Камелия уже все приготовила.

– Нет, я заехала на две минуты, чтобы справиться о твоем самочувствии, ведь это из-за меня произошло. Теперь я спокойна. Так что, поеду дальше. – Она подошла к Доминику, привстала на цыпочки и поцеловала его в шрам около рта. Рядом с высоким мужчиной она казалась трогательно маленькой и изящной.

– Прости меня, Злой Дом. Я больше не буду ездить тебе наперерез.

– Всегда к вашим услугам, мэм. Когда ты только прекратишь меня называть Злым Домом?!

– Когда ты подобреешь. – С этими словами, Анаис махнула рукой на прощанье и ушла своей гибкой, кошачьей походкой. Доминик и Ромео еще постояли немного, глядя ей вслед, а потом пошли в дом.

6.

Завтрак был уже почти съеден, и деловые новости по телевизору уже подходили к концу, как вдруг Ромео не услышал, но почувствовал, как в его комнате наверху зазвонил его телефон. Пулей он вылетел из-за стола и, сломя голову, бросился наверх.

Телефон дребезжал в кармане грязных джинсов, что комом валялись в корзине для белья. Ромео суетливо вертел джинсы из стороны в сторону и страшно злился, что не мог найти нужный карман. Вот, наконец-то. Он вырвал трубку, чуть ли не вместе с карманом, швырнул джинсы назад в корзину и глянул на дисплей.

Черт возьми, он и не ожидал, что так отреагирует: сердце его бешено заколотилось, голову словно обдало жаром, руки дрогнули: «МАМА» – гласила мигающая надпись. В эту секунду он словно перенесся назад, в свой маленький городок. Словно бы мама опять звонила ему, как всегда, каждую минуту, чтобы проконтролировать, где и с кем он.

Его нутро опять рвалось на две части: одна часть его была счастлива от того, что мама позвонила ему. За эти короткие долгие недели, она впервые решилась позвонить ему.

Другая – будто бы опять напоминала ему о путах ее невыносимой опеки, о бесконечных допросах, о бесправии на собственные решения. О шантаже своей любовью. О вечных упреках в неблагодарности. О предательстве, наконец. Любовь и ненависть боролись в нем с неистовой силой. Ему всего-то надо было нажать на одну из двух кнопок. Но он никак не мог решить, которую выбрать. Телефон продолжал разрываться в его руке, и дисплей продолжал твердить ему слово «МАМА». Когда звон телефона сделался невыносимым, и Ромео уже хотел швырнуть его о стену, так и не решив, что же делать со звонком, он вдруг стих.

И во вновь воцарившейся тишине юноша с горечью осознал, что совершил ошибку. Он вдруг вспомнил слова отца в своем сне. Но пока что ненависть одерживала победу над ним. Он прекрасно знал номер телефона своего дома. Он мог набрать этот номер и услышать ее любимый и ненавистный голос. Но он не стал. Ему было и хорошо и плохо уже, хотя бы оттого, что он увидел любимое и ненавистное слово на дисплее телефона. Он чувствовал себя самым счастливым и самым несчастным человеком на свете. Он мог не отвечать на ее звонки. Он мог продолжать ненавидеть ее. Он мог отречься от нее, в конце концов. Но он понял, что должен был увидеть свою мать. Должен был поговорить с ней. Получить ответы на все свои вопросы и расставить все точки над «и».

Он вернулся в столовую. Доминик кинул на него настороженный взгляд поверх утренней газеты. Глаза Ромео бегали из стороны в сторону, на щеках проступили красные пятна. Он сел на свое место и уперся взглядом в недоеденный кусок хлеба. Доминик не стал задавать никаких вопросов. Ромео сам расскажет.

Камелия, прибирая стол, тоже заметила, что с Ромео неладно. Она посмотрела на него пристально и долго, но предпочла не вмешиваться в чужие дела и просто тихо исчезла из комнаты. Когда она вышла, Доминик отложил газету в сторону, облокотился на стол, и подпер взъерошенную голову рукой. Он был готов слушать его.

Ромео молчал еще какое-то время, потом потер руками лицо и сказал:

– Мне звонила… она. – Он поднял голову. Его взбудораженный взгляд блуждал по комнате. Внутри его опять шла борьба. Говорить или нет? Но копить столько невысказанных сомнений ему уже было сложно, и Ромео решился:

– Мне звонила моя мать.