Книга Орлы капитана Людова - Николай Панов

— Какой еще ирландец? — удивленно смотрел на него разведчик.

— А вот тот, которого спросили, умеет ли он играть на скрипке. «Умею, отвечает, только никогда не пробовал…»

Попытался улыбнуться. Улыбка застыла под ледяным блеском трех пар глаз.

— Вот что, товарищ Фролов, — голос Медведева был сух, куда девались обычные дружеские интонации, — здесь у нас не Ирландия! Понимаете, что не только собой — всем успехом операции рисковали? (Фролов молчал, жалобно понурившись.) Получайте выговор за бессмысленное лихачество… Старшине первой статьи Агееву выражаю благодарность!

Он торжественно пожал Агееву руку. Румянец удовольствия окрасил щеки разведчика. Но в следующий момент Агеев взглянул с прежним, бесстрастным выражением.

— Теперь, товарищ командир, покажу вам наш морской пост. Только прошу кусты не мять, чтоб не видно было, что мы здесь проходили.

Гранитная скала поднималась отвесно вверх. Из-под прильнувшей к камням листвы лиловели ягоды, продолговатые, крупные, как виноград. Агеев сорвал несколько веточек, сунул в рот.

— Прямо-таки огородная ягода, — провел ладонью по зарослям черники и голубики и, раздвинув ветви березок, исчез за густой листвой.

— За мной идите, товарищи!

За гранитным выступом, скрытым снаружи, снова начиналось узкое, ведущее вверх ущелье. Моряки шли гуськом. Усиливался падающий сверху неяркий свет. Ущелье было похоже на почти вертикальный, бесконечно стремящийся вверх туннель. Казалось, он пробивал сопку насквозь, вел к ее недостижимо далекой вершине.

Вот он стал расширяться. Яснел свет наверху — туннель переходил в широкую ложбину.

Ложбина свернула в сторону, и свежий морской ветер хлестнул по лицам, чуть не сорвал с головы Медведева фуражку.

Они стояли на небольшой неровной площадке, только с одной стороны прикрытой скалой. С трех сторон были небо и ветер. Казалось, можно рукой дотронуться до висящих в небе молочных сгустков облаков.

Они прошли еще десяток шагов. Неровные скалы барьером огораживали площадку.

Невозможная, головокружительная пропасть развертывалась под ногами.

Высота, к которой подошли постепенным подъемом, здесь, с другой стороны, обрывалась отвесной стеной. До самого океанского прибоя, плещущего внизу, спускалась эта стена без наклона. Даже морской гул не доносился сюда.

Немые, отороченные белизной волны набегали на извилистый берег внизу. И видимость отсюда открывалась на три стороны света. И воющий ветер нордвестовой четверти качал, казалось, узкий гранитный утес.

— Да ведь это мировой наблюдательный пункт! Здесь хоть маяк строить! — крикнул Медведев. — Почему немцы здесь свой пост не открыли?

Ветер смял и унес слова. Только по движению губ угадал их Агеев.

— Они сюда дороги не знают. На этот пятачок снизу не вскарабкаешься, только разве если проход отыскать. А отыскать его не так просто. А теперь, товарищ командир, покажу вам мой кубрик.

Они отошли от края скалы. Кульбин и Фролов стояли возле сложенного груза.

— Пойдемте с нами, матросы!

Прошли несколько шагов в сторону, туда, где нависала козырьком вершина Чайкиного Клюва. Под этим козырьком громоздились плиты, будто стихийной силой поднятые одна на другую, образуя каменную переборку. Вторую переборку составляли ровные доски, так плотно пригнанные к камням, что даже вблизи казались продолжением скалы.

За досками темнела небольшая пещера.

— Прошу пожаловать! — молвил Агеев, как любезный хозяин, принимающий знатных гостей.

Медведев шагнул внутрь согнувшись, Кульбин и Фролов вошли в полный рост.

Они очутились в заправской каютке, пол и потолок которой состояли из смоляных, почерневших, местами покрытых пятнами морской соли досок. Камни стен были тщательно пригнаны друг к другу, прошпаклеваны надежно и крепко.

Дощатые широкие нары, покрытые пробковым матрацем, тянулись с одной стороны.

Стоял круглый стол, сделанный из бочонка.

Свет через входное отверстие и прямоугольное мутное стекло, вставленное между камней, падал на красно-белый спасательный круг с цифрой «12» и большой надписью «Туман».

— Да вы волшебник, товарищ Агеев! — Медведев подошел к столу, сел на койку, провел рукой по сухой морской траве.

Агеев широко улыбался.

— Это я помаленьку соорудил, пока в горах от немцев отсиживался… Недаром шесть лет боцманом плавал. С плотничьей и такелажной работой знаком…

Он радовался, как ребенок; гордостью светилось его обычно пасмурное лицо. Подмигнул на мутноватый прямоугольник маленького окошка:

— Откуда бы такое стекло взялось?

— Похоже на смотровое стекло самолета, — критически посмотрел Медведев.

— Ваша правда, товарищ командир. Смотровое стекло с бомбардировщика «Ю-88». Его наш истребитель сбил; этот «Ю» сейчас в норвежских скалах ржавеет.

— И академик, и герой, и мореплаватель, и плотник? — Фролов засмотрелся на оборудование кубрика. — Все сходится, кроме академика, товарищ старшина. А кончится война, можете и на академика учиться. Это у нас никому не заказано.

Агеев не отвечал.

Нагнулся, достал из-под нар медный примус, позеленевший от времени.

Плеснулся внутри керосин.

— И горючее имеется… Порядок! — Разведчик покачал насос, поджег керосин. — Разрешите, товарищ командир, чай приготовить?

— Чай чаем, — сказал Медведев, — а вот вы, Кульбин, установите сразу же передатчик, да пошлем в положенный час шифровку, что прибыли на место назначения и открываем морской пост.

Так была установлена радиостанция на высоте Чайкин Клюв.

А попозже, когда затрепетали в эфире позывные поста и первая шифровка помчалась среди ветров и туманов, в хаосе тысячи других звуков, чтобы быть принятой в скале штаба Северного флота, два руководителя германской разведки вели следующий разговор:

— В секторе района особого назначения запеленгована неизвестная радиостанция. Только что перехвачена часть шифрованной телеграммы. Прослежены те русские, что высадились в У-фиорде?

— Пока русских проследить не удалось, но приняты меры…

И взятый впоследствии в плен телефонист гестапо особенно ясно запомнил слова, сказанные вслед за этим одним гестаповцем другому:

— Еще раз напомните майору Эберсу, что дело его чести и служебной карьеры — как можно скорее разыскать этих русских.

Глава седьмая

ТРУБКА РАЗВЕДЧИКА

Далеко на весте, за сизым барьером скал, видна была полоска бегущей в неизвестность дороги. Дорога выбегала из крутого ущелья и вновь терялась в горах, отделяющих океан от болотистой тундры. И бескрайняя океанская рябь представлялась неподвижной студенистой массой, отгороженной от берега снеговой каймой. Но это был не снег, а пена неустанно ревущего внизу океана.