Книга Отпуск по уходу - Наталья Нестерова

Вслед за дедушкой в квартиру вошла Лена.

Марина мгновенно, секунды за три, оценила девицу. И пережила взрыв жгучей ревности-ненависти.

На шпильках в Лене под два метра росту. Лицо без макияжа, но эта кожа знает тщательный уход. Коротенькая, до талии, куртка из серебристой норки. Узкие брюки заправлены в высокие сапоги. И вся в блестках — стразы на брюках по боковому шву, россыпью на сапогах до колена, на изящной черной сумочке — то ли настоящий Версаче, то ли хорошая подделка…

Марина не страдала комплексом неполноценности из-за своей внешности. Но на нее на улицах не оглядывались. А такие, как Лена, магнитом притягивали взгляды. В толпе не затеряется, будет рассекать толпу, как нож масло, вышагивать вихлявой походкой манекенщицы в коридоре завистливых зевак… Ненавижу! Пусть у меня нет таких бесконечных ног и балетной пластики тела! Зато в мозгах тьма извилин!.. Ненавижу!

Семен Алексеевич счел нужным познакомить дам:

— Это, значит, моя дочка Ленка. А это Мария Ивановна, Петькина няня и крестная мать. Марина, Андреева невеста.

На Марину Лена втянула как на заштатную статистку, которой не терпится в основной балетный состав.

У оскорбленной Марины кровь ударила в голову.

— Няня? — обратилась Лена к Марии Ивановне. — Очень хорошо. Соберите ребенка, нас внизу такси ждет.

«Даже не поспешила увидеть сына! — поразилась Мария Ивановна. — Не спросила, как он себя чувствует! Не выразила элементарной благодарности людям, которые заботились о ее ребенке!»

Мария Ивановна беспомощно посмотрела на Семена Алексеевича. Он ответил ей взглядом, в котором была неутешаемая родительская боль: не знаю, за какие грехи, но наказал Господь…

Вперед шагнула Марина:

— Ребенка не получишь! — И добавила после паузы, раздельно и смачно: — Сука ты драная!

Мария Ивановна и Семен Алексеевич внутренне ахнули: интеллигентная Марина (в данный момент пунцовая, как свекла без кожуры) употребляет такие выражения?

Она их не употребляла! Даже не знала, что помнит! Хранились в каких-то темных запасниках подсознания. И сейчас, в минуту острой ненависти, выскочили.

А Лена, напротив, ничуть не поразилась. И быстро, вполне по стилистике, парировала:

— Сама ты шлюха подзаборная!

Прозвучало, конечно, не «шлюха», а другое, нецензурное выражение.

Девушки ругались, как портовые грузчики! Семен Алексеевич и Мария Ивановна переводили взгляд с одной фурии на другую. Это были уже не стильные современные девушки, а самки, сражающиеся за детеныша… Так у них и до драки дойдет!

Дошло!

— Иди ты на…

Сильными тренированными руками Лена, на голову выше Марины, толкнула противницу в грудь. Марина отлетела к стенке, но быстро вскочила. С утробным рыком помчалась вперед, врезалась в Лену и двумя стиснутыми кулаками заехала ей в солнечное сплетение. Удар получился на славу! Лена согнулась пополам и рухнула на пол.

— Девки! — заорал Семен Алексеевич. — Вы сбрендили!

«А если они Петечку будут на части рвать? — пришло в голову Марии Ивановне. — Покалечат маленького!»

Она побежала в комнату, схватила на руки Петю, который до этого мирно колотил по любимому развивающему барабану, и помчалась с ним в ванную. Захлопнула дверь и закрылась на задвижку.

Лена быстро пришла в себя (отец не мог не отметить — бой-девка!) и снова ринулась в драку. Марине тоже храбрости не занимать. Семен Алексеевич оттаскивал их, увещевал не вполне культурными словами, мужественно встревал в сплетение взбесившихся девиц… Никогда не видел, чтобы бабы дрались! И лучше не видеть!

На его счастье прибыл Андрей. Ворвался в квартиру:

— Что здесь происходит?

— Ты не поверишь, Андрюша, — облегченно вздохнул Семен Алексеевич. — Обе трезвые и натурально буйные!

По внешнему виду Марины, красной и лохматой, с оторванным воротником блузки, по Лене, одетой во что-то меховое с блестками (призабылась девушка, но она все-таки первый сорт), можно было подумать, что здесь случился кулачный бой. Глупость, конечно. Девушки не дерутся, у них другое оружие имеется.

— Что происходит? — повторил Андрей. — Зачем приехала? — обратился он к Лене.

Заправляя растрепанные волосы, Лена, в отличие от Марины, быстро восстановившая дыхание и погасившая эмоции, почти равнодушно ответила:

— Приехала за ребенком. Ты же сам умолял избавить тебя от Петера. Правильно? Все как ты хочешь, милый!

Последнее слово, произнесенное с нарочитой ласковостью, вызвало у Марины возмущенный звук — нечто среднее между бульком и рыком.

Андрей удивленно посмотрел на Марину:

— Тебе плохо?

— Очень! Убей ее! — серьезно потребовала Марина и ткнула пальцем в Лену.

Он не нашелся, что ответить. А Семен Алексеевич прояснил положение:

— Девочки немного поспорили.

— Хватит лясы точить! — Лена одернула норковую курточку. — Где Петя? Мы уезжаем!

— Собираешься одна воспитывать ребенка? — спросил Андрей.

— Не твое дело!

— Это правда, что ты хочешь отдать Петьку в чужую семью?

— Тебя не касается!

— Ошибаешься, голубушка! Судьба моего сына касается меня самым непосредственным образом.

— Да идите вы все к чертовой матери! — Лена посмотрела на часы. — Самолет на Берлин вечером, а я еще хотела матрешек купить. Гоните моего ребенка!

— Убей ее! — снова потребовала Марина. — Придуши стерву!

Андрей никогда не видел Марину в подобном состоянии и даже не предполагал, что она может быть вот такой — зомбированно яростной. А если она уже беременна? Повлияет на их девочку, и родится припадочная истеричка… Спасибо, не надо!

Лена, решительно всех расталкивая, попыталась пройти в комнату. Андрей ей не позволил.

— Извините, Семен Алексеевич! — бросил он дедушке.

Схватил Лену поперек талии (ее длинные конечности заболтались, как у куклы-марионетки) и понес на выход. На лестничной площадке поставил на ноги и дал легкого пинка под зад:

— Катись! И чтобы я больше тебя не видел!

Лена спускалась по ступенькам и орала так, что было слышно всему подъезду. Грозилась вернуться с милицией и забрать то, что ей полагается по праву.

Мимо Андрея проскользнул Семен Алексеевич и тоже стал спускаться по лестнице:

— Присмотрю за дурой, как бы чего не натворила.

— Вы шапку забыли, — машинально напомнил Андрей.

Семен Алексеевич не выходил на мороз без своего игольчатого треуха. Говорил: котелок мерзнет. Но тут только рукой махнул.