Книга Альфонс нечаянно нагрянет - Маргарита Южина

Потом я узнала, что после того, как уехала Лера якобы в Москву, тетя Софья бурно занялась личной жизнью, держалась-держалась, а потом как отвязал ее кто, не до дочери ей стало, да и стыдилась она ее. Но что-то у нее с мужчинами не сложилось, и Софья снова кинулась в материнство. Съездила к дочери в деревню, сказала только, что у Леры сын, и все. А потом съездила еще раз, после этого приехала и… бросилась с моста.

– Насмерть? – охнула Василиса.

– Насмерть, – мотнула головой Татьяна. – Старушка Вера Павловна одна осталась.

Люся быстренько налила себе неразбавленного мартини и залпом выпила.

– Я бы непременно сама в ту деревню наведалась, – хлопнула она ладошкой о стол.

– А я так и сделала. Узнала у бабушки адрес, от нашего города недалеко было, и поехала.

Подруги затаили дыхание.

– И как? Как тебя Лера встретила? Что с ней стряслось?

Теперь уже и Татьяна навела себе коктейль и не торопясь выпила.

– Я там ее не нашла. Но обратно ехать было поздно, и я остановилась на ночлег у одной женщины, мне ее адрес Вера Павловна дала, и уж та мне рассказала, что с Лерой произошло.

– Ну Таня же!! Ну говори скорее, чего тянешь-то! – задергала новую знакомую за рукав Люся.

Та больше не стала томить, а рассказала, что ей поведала местная жительница.

В деревне Леру приняли сразу, судачили недолго, хоть и догадывались, зачем поселилась в этой глуши городская неженка. Да и чего гадать – живот-то никуда не спрячешь. Лерка жила у одинокой старушки, помогала ей по хозяйству, как могла, и ребенка из сельской клиники принесла сюда же. Бабы ее не обижали, потому как на мужиков молодая мать не заглядывалась и вообще была какой-то странной. Правда, потом ничего, притерпелась, мальчишка – мать его Мишкой назвала – рос здоровенький и самостоятельный. Лера, почувствовав, что руки стали освобождаться, заочно выучилась на учителя и стала, как ее бабушка, в местной школе преподавать. Неизвестно, как бы все сложилось дальше, но в деревне организовали училище для малоимущих детей. Правда, детьми этих детин назвать было трудно – многим под восемнадцать, но уж так назвали учебное заведение. Лера немедленно перебралась туда преподавателем. И как подменили бабу – стала расцветать на глазах. Все у нее шуточки какие-то, хихоньки. То концерт какой-нибудь организует, то театральный кружок, а уж в том кружке постановки ставились, ну совсем взрослые, не какие-нибудь «колобки» да «репки», а все больше про любовь. Деревенские сначала нахвалиться не могли, а потом стали замечать – учителка-то молодых девок совсем в постановки не берет, а все больше сама с парнями по сцене носится. То Джульетту играет, а какая из нее Джульеттта, когда ее сыну уже семнадцать стукнуло? То из Тургенева Асю играет, а то и вовсе – Ассоль из «Алых парусов»! А потом деревенские наметанным глазом усмотрели, что все мужские роли Ромке Мальцеву достаются. Ромка высокий, на язык острый и лицом симпатичный выдался. Правда, сиротой был, но уж ему семнадцать стукнуло, не пропал бы. И пополз по деревне слух, что влюбилась Валерия Николавна в собственного ученика. А сама Лера только фыркала да назло парня под ручку таскала. Потом уже и в училище стали собрания собирать, дескать, негоже учительнице себя вести так-то. Тогда Валерия заявила, что никому не позволит в свою личную жизнь вмешиваться. А если кому не нравится, так она и уехать может, пусть потом попробуют найти специалиста, чтобы он в такую дыру да за такие деньги поехал. И утихло начальство. Зато в деревне плевались на каждом шагу. Сама Лера только голову выше вздергивала, а вот Мишка ее сильно переживал. Хороший был парень, а потом взял и как-то раз так напился, что еле на ногах держался. Домой зашел, а там маменька с молоденьким дружком. Чем уж они занимались, неизвестно, только Мишка схватил со стола нож да на мать и рванулся. А тут и Ромка подскочил. Ну разве ж пьяный Мишка против Ромки устоит? Рухнул да сам же на свой нож попал. Может, и не так все было, но следователь приезжал и объяснил потом, что именно так. После этого Лерке и вовсе проходу не стало. А она сына похоронила на деревенском кладбище и на следующий день собрала манатки и уехала. Больше ее никто не видел. Но только вместе с ней и Ромка исчез.

– С ума сойти… – прошептала Люся. – Неужели… погибший сейчас Миша – это, получается, не сын? Это…

– Мягко говоря – это ее друг, – подсказала Таня. – Я потом у той женщины еще и фотографии смотрела. Сейчас точно знаю – настоящий сын Леры совсем другой. А уж перед самым отъездом, на следующее утро меня та женщина на кладбище отвела, могилку показала. Скромненький памятник из железа, говорят, его работники училища поставили, и надпись: «Митюшкин Михаил», и даже без отчества. А мать-то, говорят, больше на могилку не наведывалась.

– А ты Лере ничего не сказала про эту историю? – теребила Татьяну Василиса.

Та пожала плечами.

– Да я и не думала, что встречусь с ней. Приехала, к Вере Павловне так и не зашла, не могла, не знала, что сказать. Все думала, еще немножко – и схожу, а потом старушка умерла.

– А как ты с Лерой-то встретилась? – не успокаивалась Люся.

– Так я ж говорю – как только Вера Павловна умерла, Лера приехала. Да не одна. А с «сыном». Мы с ней на поминках у Веры Павловны встретились. Она подошла ко мне, уткнулась в шею, мы с ней и поплакали. А потом она подвела ко мне красивого парня и сказала: «Это Миша, мой сын». И больше ничего. Она же не знала, что я в ту деревню ездила. А я глянула на «сына» – тот самый Ромка, что на фотографии был! Я ей так и не смогла сказать, что правду знаю. Я все же думаю, что тот следователь прав был – случайно Миша погиб, так зачем же Лере душу рвать? У Ромки этого ни родных, ни близких не было, вот она и стала ему матерью. Как бы то ни было – я до сих пор молчу.

Василиса от усиленного мышления жевала собственные губы. Люся, не понимая, что делает, на мелкие кусочки кромсала дорогую колбасу.

– Не мать она ему была, – треснула она ножом по столу. – И невесте его свекровью стать не пожелала.

– Да уж, – сцепила руки в кулаки Василиса. – Не простила она ему девчонки, надеялась, что он вечно возле ее ног сидеть будет, а паренек перебрался в город, оперился…

Татьяна растерянно смотрела то на Василису, то на Люсю.

– Ой, девочки… я и сама не знаю, верить этому или нет… Ведь Лера-то, как по родному сыну, убивается по пареньку-то, каждый день ровно в одиннадцать к нему на кладбище, будто на работу… И ведь такие ему букеты носит, специально пораньше выходит, чтобы свежие цветы в киоске купить… А с другой стороны, сыночка так и не навестила… может, молвы стыдится… Вот так живешь, живешь…

– Танечка, ты иди домой, поздно уже, – вдруг бессовестно прервала ее философские рассуждения Василиса. – Не обижайся, у нас тут серьезные дела намечаются…

– А вы что, думаете…

– Вот ты и дай нам подумать, а мы потом тебе все как на духу выложим, ступай.

Татьяна встревоженно побегала глазами с одной женщины на другую и тихо поднялась.