Книга Империя хирургов - Юрген Торвальд

Бассини бросил в деревянный ящик платок, которым вытирал руки. Второй раз за несколько часов я заметил печальное выражение на его губах. «Мы, итальянские врачи, – проговорил он, – несмотря на то что обладаем славными медицинскими традициями, за последний век ничего не привнесли в общий научный прогресс, поэтому современная итальянская медицина поверхностна и отстала. Я только тогда выступлю с докладом о моей работе, когда на моем счету будет более двухсот пятидесяти успешных операций, чтобы никто из международных экспертов не смог сомневаться в моем методе. Только в этом случае я смогу послужить не только больным, но и моей стране».

Он кивнул Тансини, и тот поднял мерцающую лампу с выступа в стене, которая простояла там все время демонстрации Бассини. Тансини первым ступил на лестницу, по которой мы спускались в подвал. За ним последовал Бассини. Последними шли мы и молчали. Все в этом доме было старо, мрачно и ветхо; формально это было связано с возрастом больницы и отсталостью. И все это не помешало человеку, чью худую и высокую фигуру я видел ступенькой выше, сделать открытие, которое привело бы в движение все медицинское сообщество, если бы только оно узнало о нем.

«До утра, – коротко сказал Бассини и пожал нам с Гальманом руки. – В шесть». На этом он удалился в сопровождении Тансини. Я слышал стук каблуков его грубых ботинок еще с минуту, после звук совсем стих.

Я не думаю, что когда-либо встречал итальянца более пунктуального, чем Бассини. Стрелки показывали ровно шесть, когда следующим утром он вошел в обставленный деревянной мебелью амфитеатр, где собирался оперировать. С его лица еще не сошел румянец после утренней конной прогулки.

Гальман и я расположились в самом нижнем ряду амфитеатра, поблизости от операционного стола. Когда первого из двух пациентов, двадцатиоднолетнего Эрнесто Кальцаваре внесли, завернутого в пропитанные сублиматом простыни, в которых он провел всю ночь, Бассини попросил нас подойти к операционному столу. Ассистировал Тансини, как и за день до этого под сводами подвала. Два незнакомых молодых врача занимались наркозом и распылителем, струя пара из которого была направлена на паховую область пациента. Двое медсестер освобождали больного от простыней. Больной же почти сразу погрузился в глубокий сон, и Бассини начал операцию. Он действовал так же, как показывал на трупе. Вскоре перед нашими глазами оказалась новая, туго натянутая брюшная стенка.

Бассини кивнул одному из молодых врачей. Последний взял перо и провел им по шее пациента. Сразу после этого у него возникли позывы ко рвоте. Все мышцы его живота напряглись. Я невольно приковал взгляд к брюшной стенке и свежим швам. Действительно ли они выдержат такое давление?

Но я волновался напрасно. Поверхность оставалась тугой и неподвижной все время, пока длился приступ рвоты. Бассини мельком посмотрел на нас. Затем Тансини отпустил семявыводящий проток. Он поместил его на новую брюшную стенку, и Бассини, как и при операции на трупе, зашил над ним края апоневроза. Затем он наложил кожный шов, после – небольшую повязку.

Бассини выпрямился, и на него обрушилась овация занимающих трибуны студентов.

До конца июля 1888 года я оставался в Падуе, чтобы пронаблюдать за реконвалесценцией прооперированных. В самом конце июля окончательно поправившиеся Эрнесто Кальцаваре, Артуро Малатеста и Алоизи Марчиори покинули больницу. Двадцать второго июля к Бассини прибыл еще один больной грыжей, тридцативосьмилетний слуга из Монфеличе по имени Далла Валле, впоследствии успешно и без осложнений прооперированный.

Но до этого времени я успел разыскать не менее сорока человек из ближних и дальных окрестностей Падуи, которые были прооперированы в течение прошедшего года. Блеск в их глазах развеял во мне все остававшиеся сомнения. Уже два, три и четыре года все без исключения прооперированные занимались своим привычным делом. Среди них были исключительно люди, выполнявшие тяжелую работу, которые не имели возможности следить за собой. Без сомнения, все они были теперь полностью здоровы. И такой стабильности не удавалось добиться еще никому в мире.

Первого августа, покидая Падую, я был уверен, что паховая грыжа, этот кошмар, мучавший человечество тысячелетиями, была уже не так страшна. Я верил, что новая хирургическая методика через некоторое время, которое требовалось тогда на ее освоение, распространится из Италии по всему, как говорят, цивилизованному миру.

Два года спустя Эдоардо Бассини в сороковом выпуске немецкого «Архива клинической хирургии» впервые подобающим образом описал свой метод и сообщил о не менее чем 262 операциях. И тогда будто бы распахнулась запертая дверь. Хотя Макивен в Англии и Хальстед в США приблизительно в то же время разработали новые способы хирургического лечения, причем предложенное Хальстедом решение было сродни методу Бассини, Падуя стала меккой для многочисленных хирургов, которые хотели последовать по пути, намеченному итальянцем. Оригинальный метод наравне с несколько измененным и улучшенным стал началом хирургии грыжи, достигшей в будущем больших высот.

Луи Пастер (1822–1895). Его работы о природе гниения побудили Листера к созданию антисептики. На рисунке изображен Пастер среди клеток с его подопытными животными

Великий переворот: операционная знаменитого американского хирурга Гросса (1805–1884) до появления асептики

Джон Стау Боббс (1809–1970), один из хирургов «Дикого Запада», работавший в штате Индианаполис. Он вскрыл брюшную полость портнихи Мери Э. Уиггинс с намерением обнаружить там опухоль и, не догадываясь о том, провел первую операцию на желчном пузыре

Уильям Макивен (1848–1924), хирург, которому впервые удалось вскрыть абсцесс головного мозга и остановить мозговое кровотечение

Рикман Годли (1849–1925) 25 ноября 1885 года провел первую операцию по удалению опухоли головного мозга

Жан Мартен Шарко (1825–1893), известнейший французский невропатолог своего времени

Модель головного мозга после удаления опухоли. Отчетливо видно углубление, откуда опухоль была вылущена