Книга 33. В плену темноты - Гектор Тобар

Министр Голборн, прибыв на рудник, прежде чем подняться к бурильщикам, заглянул в лагерь «Эсперанса». Он официально сообщил семьям новости, которые и без того уже знали: о том, что бур пробился в галерею и теперь снизу доносятся звуки. Отыскав Марию Сеговию и остальных, министр пообещал: как только спасатели подтвердят, что шахтеры действительно живы, они узнают об этом первыми. По всеобщему признанию, за прошедшее время Голборн приложил массу усилий, чтобы завоевать доверие членов семей; несколько дней назад они подарили ему шахтерскую каску с подписями всех родственников, которая вскоре стала для него самым дорогим сувениром, напоминавшим о тех знаменательных событиях. На каске было написано: Vamos, Ministro, déele con fuerza. Confi amos en Usted. Ступайте, министр, и сделайте все, что в ваших силах. Мы вам верим.

После этого Голборн поднялся к скважине 10В. Уртадо и его люди предложили ему стетоскоп, чтобы он и сам мог послушать и составить собственное мнение. То, что услышал министр, действительно напоминало удары, которые люди наносили по металлической трубе, но, звоня президенту, он проявил осторожность в выражениях: «Я ничего не могу утверждать наверняка. Это может быть всего лишь игрой воображения».

Из дворца в Сантьяго президент побеседовал по телефону и с Кристианом Баррой, своим послом по особым поручениям в Министерстве внутренних дел. «Следует ли мне приехать?» – спросил у него глава государства. Барра посоветовал президенту оставаться в Сантьяго, ведь нельзя исключать вероятность, что в живых остались лишь несколько человек, тогда правительству придется делать соответствующее заявление не самого радужного характера о числе погибших. Но, в сущности, вопрос был риторическим, потому что президент уже находился в автомобиле и направлялся в аэропорт, чтобы совершить четырехчасовой перелет в Копьяпо.

Президент летел на север, а спасатели принялись медленно поднимать буровую головку, извлекая из шахты по очереди каждую из ста пятнадцати ставосьмидесятикилограммовых стальных труб. Процесс этот должен был продлиться все утро и занять некоторую часть дня. Президент Пиньера все еще был в пути, когда рабочие «Террасервис» готовились вытащить последнюю секцию стальных труб и прикрепленную к ней буровую головку. Находиться на месте проведения работ было разрешено лишь некоторым спасателям и официальным лицам, хотя еще несколько десятков человек неотступно дежурили поблизости, за кордоном безопасности, установленным вокруг скважины по приказу Барры. Он же запретил кому-либо покидать территорию, чтобы новости не успели просочиться наружу до того, как правительство сделает официальное заявление сотням людей, собравшихся в лагере внизу. Яркий, солнечный и прохладный полдень южноамериканской зимы наступил, и Голборн, как и остальные чилийские чиновники, надел солнцезащитные очки и красный жакет, означающие принадлежность к правительству. Наконец из скважины появилась последняя труба, покрытая грязью. Бурильщики стали поливать ее водой, смывая мерзкую жижу, и всеобщему обозрению предстала четкая красная отметка на металле: шахтеры выкрасили несколько сантиметров стальной трубы, но дорогу наверх сквозь слой камня и земли пережило лишь небольшое алое пятнышко.

– Оно было здесь раньше? – поинтересовался министр.

– Нет! – восторженным ревом ответили ему спасатели.

Итак, они получили доказательства, что внизу остался в живых по крайней мере один человек, и многие из тех, кто собрался вокруг скважины 10В, обменивались крепкими рукопожатиями и объятиями. Вдруг Голборн заметил, что к концу стального стержня что-то примотано, и стал развязывать узел. Это было нечто вроде резинового шланга, и, когда тот упал на землю, под ним обнаружился клочок бумаги. Из более чем десятка посланий, которые шахтеры внизу привязали, уцелело всего три, и Голборн только что обнаружил первое. Бумагу от трубы он отдирал осторожно и бережно, поскольку она намокла и буквально расползалась у него в руках.

– Не разворачивайте ее, сеньор министр, – посоветовал ему кто-то. – Подождите, пока она не высохнет.

– Если мы не прочтем ее сейчас, то не сможем прочесть уже никогда, – подал голос другой спасатель.

В конце концов Голборну удалось развернуть обрывок.

– Что там написано?

Министр горнодобывающей промышленности начал громко читать вслух:

– «…бур пробился к нам на отметке 94 в трех метрах от переднего торца. С одной стороны кровли, ближе к правой стене. Из отверстия сочится вода. Мы находимся в Убежище. Остальные скважины прошли мимо…» Часть записки оборвана. Но заканчивается она словами: «…да просветлит Господь ваш разум. Передавайте saludo[38] Кларе и моей семье. Марио Гомес».

Барра начал читать вторую записку:

– «…дорогая Лидия. Со мной все в порядке. Надеюсь скоро увидеться с тобой…»

– Это личное письмо, – заметил кто-то. – Пожалуй, не стоит его дальше читать.

Пока двое самых могущественных людей Чили пытались разобрать полученные послания, один из загорелых разнорабочих на буровой потихоньку подгреб к себе ногой кусок резиновой трубки, который Голборн отшвырнул в сторону, полагая его бесполезным. Пожалуй, бурильщик решил разжиться им как сувениром, но, присмотревшись внимательнее к тому, что уже вознамерился отнести домой, вдруг заметил, что внутри что-то спрятано.

– Здесь еще одна записка! – заорал вдруг кто-то у него над ухом, и вскоре уже сам министр развернул третье послание, написанное на сложенной вдвое миллиметровой бумаге.

ESTAMOS BIEN EN EL REFUGIO. LOS 33.

ВСЕ В ПОРЯДКЕ. МЫ В УБЕЖИЩЕ. 33

Не успел Голборн открыть рот, чтобы прочесть ее, как те, кто заглядывал ему через плечо, уже вопили от радости. Vivos![39] Эти бездельники там, внизу, живы все до единого. Todos los huevones![40] Площадку охватило радостное безумие: рабочие кричали и обнимались, а один из бурильщиков даже упал на колени. Кое-кто вновь начал неистово обниматься, но многим на глаза навернулись слезы, и они зарыдали, неловко и неумело, как бывает, когда у мужчины умирает мать или рождается сын. Эти суровые, закаленные люди только что вгоняли в камень у них под ногами стальные стержни, и сейчас их окружают обломки этих самых камней и пыль от бурения. Это те самые люди, которые делали скважины в поисках золота и других металлов, и они только что пробили самый глубокий шурф в своей жизни в поисках тридцати трех обормотов, и они нашли их похороненными заживо в самой глубине этой величественной, непокоренной и неприступной скалы.

– Gracias, huevòn, gracias[41].

– Lo logramos! Мы сделали это!