Книга Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

Нойоны на словах относили причину такого малолюдства на нынешней облаве в счет больших снегопадов, будто бы из-за них много воинов пришлось оставить при стадах и табунах, что отчасти так и было, но про себя каждый понимал, что с падением крупного и влиятельного рода киятов, которые раньше именами Тодоена и Есугея при желании могли собрать, пожалуй, все монгольские рода, прошло время многочисленных облав, когда прибывало и в два и в три раза больше народа, чем сейчас. А единство племени и сила его в мирное время подтверждались только на облавных охотах: если много народа собралось, значит, сегодня племя в силе, а если мало и рода охотятся отдельно друг от друга, то племя разрозненно и потому слабосильно. Соседи, чтобы узнать, насколько сильно это племя, всегда старались выведать, как нынешней зимой их рода охотились, вместе или врозь и во многом от этого решалось, нападать на них сейчас или нет.

Но, как бы там ни было, нынешняя охота у борджигинов шла привычным, с древних времен сложившимся порядком. В предутренних сумерках нойоны выстраивали загонщиков перед горной долиной и оба крыла облавы, раскинувшись в стороны, бесшумными вереницами шли вверх, проникая все дальше в дебри. К полудню, охватив огромный круг в тайге, крылья сходились в назначенном месте и начинали медленно сужать ряды, понемногу выходя обратно из тайги. Звериные стада, оказавшиеся внутри круга, выгонялись на опушку, на открытое место, и их били стрелами и копьями. Нетронутыми отпускали обратно в лес лишь молодых самок и детенышей до двух-трех лет. До темноты охота заканчивалась.

Убитых зверей разделывали тут же на снегу. В большие бурдюки сливали кровь, отдельными кучами сваливали туши, требуху, шкуры, чистили снегом кишки, замораживали. Делили добычу между родами, чтобы потом на вьючных лошадях развезти по куреням.

Шел четвертый день охоты, но добычи настоящей почему-то все не было. Облава продвигалась с запада на восток по долинам горных рек, начиная с верховьев Амгаланты, ежедневно захватывая по одной долине и, по уговору, должна была завершиться на Агаце. Были уже прочесаны верховья Амгаланта, Балжа, Хумула, и в каждой из них было взято всего лишь по триста-четыреста голов разного зверья – в основном мелковесные косули и кабарга.

Нойоны у вечерних костров хмуро чесали лбы:

– Куда ушли лосиные и изюбриные стада?

– И медведей, кабанов почему мало?

– Уже второй год так.

Больше всех из нойонов тревожился Таргудай – на тобши возлагают и удачу и неудачу – впереди у него маячили дурные последствия от такой охоты. Но он, не желая показывать уныние перед людьми, хорохорился:

– Ничего, впереди еще много долин. Должно быть, зверь весь туда укочевал. Тогда уж не уйдет добыча от нас. А ну, разливайте архи по чашам… ведь говорили наши предки: и оленю буду рад, и зайцем не побрезгую. Верно ведь?..

* * *

Тэмуджин только теперь стал понимать, почему ему дали старого коня. Подвижный поначалу в степи, здесь же, в таежных буреломах, он стал быстро уставать. Выдыхаясь, он плохо шел в гору, не мог скакать через палые деревья, часто оступался на каменистых склонах.

«Сделали все так, чтобы я не смог ускакать от них, – думал Тэмуджин, сидя в седле и настораживаясь каждый раз, когда конь оступался, чтобы не упасть вместе с ним. – Хорошо же придумал дядя Таргудай…»

Сберегая силы коню, он не торопил его, выбирал места поровнее, объезжал валежины и густые заросли.

Когда по цепи передали, что круг сомкнулся, десятник – один из ближних нукеров Хурил-нойона – остановил воинов. Они долго стояли на месте. Справа от них вверх, в гору, поднимались скалы, слева спускался склон в долину, которую охватил круг облавы. В шагах двадцати с обеих сторон от себя Тэмуджин видел соседних загонщиков, а дальше не было видно никого – лес в этом месте был густой.

Тэмуджин слез с коня, давая ему отдохнуть. Он неподвижно стоял по колени в снегу, ловя звуки снизу, всматриваясь между заснеженными ветвями. Небо было пасмурно, густые серые тучи низко нависали над долиной и солнца, которое должно было быть где-то на середине, не было видно. Слабый ветерок шелестел в верхушках, изредка срывая с ветвей клочья рыхлого снега.

Конь, отдышавшись, благодарно тронул его мордой по плечу, мотнул головой, будто показывая, что он отдохнул и готов нести его дальше, но Тэмуджин все еще не садился, выдерживая время.

Сзади послышался шорох снега – из-за кустов по его следу подъехал десятник. Он вплотную приблизился к Тэмуджину, огляделся по сторонам и, рассматривая что-то впереди, негромко сказал:

– Спустимся ниже, там не хватает людей, – и развернув коня в глубоком снегу, он тронул его обратно.

Тэмуджин взобрался в седло и оглянулся назад, думая предупредить соседнего загонщика, что он уходит, но тот уже смотрел в его сторону. Тэмуджин махнул ему рукой и двинулся вдогонку за десятником.

Тот ехал не оглядываясь. Тэмуджин смотрел ему в широкую сутулую спину в медвежьей дохе, думал: «Видно, за что-то попал в немилость своему нойону, раз его поставили вместе с загонщиками. Другие-то все, наверно, внизу перед опушкой стоят, готовятся встречать зверя…»

Они проехали мимо троих воинов в цепи и дальше на расстоянии полусотни шагов никого не встретили. Тэмуджин по следам на снегу видел, что недавно здесь были люди, но почему-то они покинули цепь и ушли вниз. «По-новому расставляют людей, а зачем? Ведь зверей пока еще не видно…» – подумал он, но расспрашивать не стал.

Десятник остановил коня у высокой толстой лиственницы, оглянулся на него и посмотрел вниз по склону.

– Посмотри, – он протянул руку вперед. – Видишь вон ту сухую сосну?

В полутораста шагах от них виднелось накренившееся над пологим склоном, заросшим кустарником, мертвое дерево. Разведя толстые кривые сучья по сторонам оно, было видно, еле удерживалось засохшими корнями.

– Да, – сказал Тэмуджин.

– Когда подадут приказ двигаться, ты отсюда пойдешь вперед, – десятник внушительно смотрел на него, – пройдешь под тем деревом и выйдешь прямо вон на тот черный камень, видишь?

– Вижу, – сказал Тэмуджин, досадливо подумав про себя: «К чему эти поучения, он что думает, я не увижу, куда цепь двинется?», а сам спросил: – Где же другие загонщики, почему их не видно?

– Цепь растянулась, но скоро круг сузится, тогда увидишь и других… – почему-то отводя от него глаза, сказал тот и, отъезжая, напомнил напоследок: – Смотри, не сверни в сторону… Если откроешь в цепи брешь и пропустишь зверей, будешь виноват, а Таргудай накажет и на посмешище перед всеми выставит.

– Не сверну, – хмуро сказал Тэмуджин и отвернулся, глядя на покосившееся впереди дерево.

«С чего бы это цепь так растянулась? – подумал он. – Ведь людей сзади оставалось еще немало… Отстали, что ли? Так можно и зверя упустить. Если сейчас ринется на меня стадо лосей или кабанов, как я один их остановлю?.. И вину на меня свалят…»

Он вынул из хоромго лук и приложил к тетиве йори с тонкими свистками. Затем перебрал в колчане стрелы и все йори положил сверху.