Книга Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране - Владимир Виноградов

9 сентября 1979 года я вновь, предварительно договорившись, поехал вместе с Островенко на встречу с Телегани.

На сей раз меры предосторожности его охраны были более тщательными. Нам предложили прибыть к 20.45 к офису Телегани. Там в машину к нам сел относительно молодой вооруженный автоматом человек, назвавшийся сотрудником Телегани. На наш вопрос, как его зовут, он ответил оригинально: «Можете меня называть… Исмаилзаде». Конспирация, что ли?

Он повез нас в дом, где живет Телегани у одного из своих друзей, своего дома у Телегани нет.

Ехали долго, куда-то на юг. Затем шли пешком по темной пустой улице, свернули налево, буквально в каменную расщелину между невысокими домиками. Мы обратили внимание, что света ни на улицах, ни в домах почему-то не было. Уперлись в какие-то металлические воротца с калиткой.

«Исмаилзаде» постучал, переговорил с кем-то, лязгнул засов, нас впустили, видимо, во дворик. Человек в темноте извинился за то, что отключено электричество и не работает телефон (?). Подумалось автоматически: а какую связь имеет телефон с электричеством? Никакой.

Нас провели, освещая путь фонариками, на второй этаж небольшого особнячка. Повсюду горят свечи. Сняли ботинки, прошли в скромно обставленную гостиную, нам предложили посидеть, подождать – Телегами совершал вечерний намаз, молился. И действительно, из соседней комнаты, куда дверь была полуоткрыта, доносилось бормотание молитв, прерываемое паузами и тяжелыми вздохами.

Минут через десять Телегани вошел к нам в комнату. Так же приветлив, как и в прошлый раз, но выглядел явно лучше. Невольно подумалось: моложе Хомейни, но физически изношен сильнее.

К этому времени к нам уже присоединились два ходжачиль-эслама – Гафури Гользаде и Шабестари. Оба они были назначены делегатами Ирана на международный мусульманский симпозиум, проводившийся в Душанбе на тему о вкладе мусульман Средней Азии и Поволжья в социальное учение ислама. Был еще один пожилой человек, который, как водится, не представился, – видимо, личный друг аятоллы, да еще молодой человек, наверно, родственник.

Телегани пригласил меня сесть с ним рядом на диван, остальные сидели в креслах напротив. Свечи придавали атмосферу уюта, располагали к беседе, будили фантазию.

Телегани, как и в прошлый раз, сначала полез куда-то в глубину своего просторного одеяния, достал пачку сигарет, предложил закурить. Сигареты были какие-то другие, видимо, иранского производства. Когда я сделал первую затяжку, то сразу почувствовал какой-то необычный вкус – табак плохой, что ли? – и затушил сигарету. И больше не курил… В ходе беседы нам подавали чай, на столике у дивана стояли фрукты, но я к ним не притрагивался – не хотелось. Лишь тогда брал что-либо, когда предлагал Телегани: одну инжиринку, абрикос, кусочек арбуза, кусок какого-то печенья. И почему-то брал лишь то, что брал себе и Телегани (это я уж потом с удивлением вспомнил).

Во время беседы Телегани один раз, извинившись, выходил, затем ему почему-то принесли стакан воды, хотя нам подавали чай в изящных маленьких стаканчиках…

За несколько дней до беседы я вернулся из Москвы, из отпуска, поэтому рассказал Телегани, как воспринимается с энтузиазмом иранская революция советским народом, о том, что мы хотели бы побольше узнать о том, как собираются перестраивать общество в Иране. Рассказал о нашей поддержке революции, о строго соблюдаемом принципе невмешательства во внутренние дела других народов. Затронул и тему «ислам и коммунизм». Сказал, что с точки зрения развития добрососедских отношений различие господствующих с обеих сторон идеологий не является помехой. И, конечно, попросил Телегани рассказать, как новое руководство Ирана смотрит сейчас на советско-иранские отношения.

Телегани сказал, что он очень рад, что советский посол так подробно изложил советскую точку зрения на все эти важные вопросы. Для него многое было известным, но много он узнал и нового. Особенно полезно послушать беседу Гафури Гользаде и Шабестари, которые еще не сталкивались с советскими людьми и советской действительностью, а завтра им надлежит отправиться к своему северному соседу.

Он повторил то, что уже говорил в первой беседе: для советско-иранских отношений имеются более солидные основания, чем простое соседство: это антиимпериализм обеих стран (при этом он подчеркнул, что основное бремя этой важной для народов всего мира борьбы несет Советский Союз); народы обеих стран – это «народы Востока», и поэтому деятели обеих стран быстрее поймут друг друга.

Телегани заинтересовали наши высказывания о религии. Ом неожиданно сказал: «А знаете, если бы я жил во времена Маркса и Энгельса, я бы также поднял знамя борьбы против религии, так как тогда религия, в том числе ислам, служила интересам угнетателей, помогала закабалять народ». Это было ново. Однако Телегани продолжал: «Теперь, когда революция в Иране показала, что народ поддерживает ислам, существенно изменился и сам ислам. Он очистился до своей первоначальной сути, стал религией обездоленных и уже больше не служит интересам угнетателей». Поэтому он, Телегани, не видит никакого смысла в противоборстве ислама и коммунизма. Оба учения ставят единую цель, только собираются идти разными путями. Он видел коммунистов, когда сидел при шахе в тюрьмах, – это смелые, убежденные и патриотичные люди. Все в них хорошо, кроме одного, – не верят в Бога, Аллаха. Вот если бы они признали наличие Аллаха, тогда практически с коммунистами и разногласий-то не было бы.

Это была концепция, близкая к идеологии «моджахедов иранского народа» и совершенно не соответствующая тому, что так ретиво начали пропагандировать против коммунизма прислужники Хомейни.

Новым было и деление ислама на «плохой» – антинародный и «хороший» – в пользу народа. Невольно подумалось: сочтут Телегани за еретика, если он публично будет проповедовать такие «крамольные» взгляды.

Проявление недружелюбия со стороны духовенства в отношении Советского Союза Телегани объяснял главным образом наличием значительных предубеждений как результат долгого влияния шахской власти. При шахе пропаганда была сосредоточена на том, говорил Телегани, что в Иране должна быть сильная шахская власть. Если ее не будет, в Иране, дескать, неизбежно появится атеистический Советский Союз. Телегани утверждал, что вера в это сдерживала многих религиозных деятелей от выступлений против шаха; им нужна была сильная власть как защита от атеизма – коммунизма. Вот и сейчас часть духовенства опасается Советского Союза, потому что пала сильная шахская власть.

Телегани рассказал также об интересном факте. Среди иранского духовенства существовало сильное убеждение о притеснениях мусульман в Советском Союзе, даже гонениях на них. Поэтому, когда гитлеровская Германия напала на Советский Союз, многие религиозные деятели в Иране ожидали, что мусульмане Советского Союза выступят против «угнетавшей» их власти. Однако когда немцы подошли к Москве и Ленинграду, иранское духовенство с удивлением узнало, что духовные руководители мусульман в Советском Союзе призвали верующих к «священной войне», «джихаду» – высшей форме самоотверженной борьбы мусульманина, против немцев! Это произвело очень сильное впечатление на иранское духовенство, оно начало сомневаться в своих оценках Советского Союза. Надо, чтобы мусульмане обеих стран, заключил Телегани, больше общались друг с другом, тогда рассеются и последние предрассудки.