Книга Новый мозг - Дэниел Пинк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний тезис – ключ ко всей книге, который не теряет актуальности по сей день. В первые годы двадцать первого столетия несколько факторов создали такие условия для поисков смысла, что прежде ничего подобного нельзя было вообразить. Во-первых, при всей актуальности проблемы нищеты и других социальных бедствий, большинство людей, живущих в развитых странах, избавились от настоящих страданий. Как я объяснял в главе 2, мы живем в эпоху изобилия, и наши жизненные стандарты таковы, что не имеют аналогов в истории человечества. Освободившись от борьбы за существование, мы можем позволить себе роскошь посвятить более значительную часть своей жизни поискам смысла. И если даже Франкл, как и другие узники концлагерей, смог увидеть высший смысл, работая в Аушвице, мы в своей жизни, полной комфорта и изобилия, тоже справимся с этой задачей.
Действуют и другие обстоятельства. Как я писал в главе 3, поколение, рожденное в период «Бэби-Бума», вот-вот совершит демографический прорыв. У среднестатистического представителя этого поколения бóльшая часть жизни осталась за плечами, и это подталкивает его к духовным исканиям и переоценке ценностей. Призрак терроризма напоминает нам о бренности земного существования и острее ставит вопрос о его смысле.
«Мы рождены не для удовольствия, а для поисков смысла – разве что удовольствие будет растворено в смысле, которого мы ищем».
Джейкоб Нидлман
Технический прогресс продолжает свое неумолимое движение, заваливая нас информацией и изобилием возможностей. Все эти факторы, объединившись, породили мощнейший ураган обстоятельств, делающих поиск смысла реальностью, а желание найти его – шестой существенной категорией Концептуального века.
Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике (см. главу 2), называет эту тенденцию «Четвертым великим пробуждением». Он пишет: «Духовное (или нематериальное) неравенство сейчас стало не менее (а то и более) серьезной проблемой, что и материальное»[216]. В этих словах эхом отзывается то, что за полвека до того писал Франкл: «У людей достаточно всего для жизни, но им не для чего жить; у них есть средства, но нет смысла»[217]. Рональд Инглхарт, известный политолог из Мичиганского университета, занимающийся мониторингом и сравнением общественного мнения в десятках стран, тоже обнаружил нечто подобное. Каждый раз, когда он проводит исследование «Обзор мировых ценностей», оказывается, что респонденты все больше интересуются духовными, нематериальными вещами. Согласно одному из последних опросов, пятьдесят восемь процентов американцев говорят, что они часто думают о смысле и предназначении жизни. Существенное, хотя и чуть меньшее число немцев, британцев и японцев утверждают то же самое[218]. Инглхарт полагает, что развитые страны находятся в середине процесса постепенной смены своих операционных принципов, «перехода от „материалистских“ ценностей (делающих акцент прежде всего на экономической и физической безопасности) к „постматериалистскому“ капиталу (делающему акцент прежде всего на самовыражении и качестве жизни)»[219]. Грегг Истербрук, американский журналист и автор проницательных работ, посвященных этой теме, формулирует ту же мысль более смело: «Переход от материальных запросов к нематериальным совершается в исторически беспрецедентных масштабах, затрагивая сотни миллионов человек, и в конечном счете может быть назван главным культурным сдвигом нашего времени»[220].
Как бы мы ни назвали это явление – «четвертым великим пробуждением», расцветом «постматериалистских» ценностей или «нематериальными запросами», суть дела от этого не меняется. Поиски смысла стали главным аспектом нашей деятельности и жизни. Такие поиски – задача не из легких. Нельзя купить поваренную книгу с рецептом смысла жизни или открыть пакет с порошком смысла, залить его кипятком и помешать. Однако для людей, семей и организаций есть два практических, «целостных» способа приступить к этому поиску: серьезно относиться к духовности и серьезно относиться к счастью.
Серьезное отношение к духовности
Последним на сцену выходит невысокий человек в бордовом одеянии и красных сандалиях. Когда он появляется из-за кулис, аудитория молча встает в знак уважения к нему. Он лучезарно улыбается, приветствует собравшихся и садится, скрестив ноги, на пустое кресло, которое уже ждет его. Этот человек, которого я пытаюсь разглядеть с заднего ряда битком набитой аудитории на тысячу триста мест в Массачусетском технологическом институте, заставил всех присутствующих (среди них – Ричард Гир, сложивший руки в жесте «намасте», и Голди Хоун, руки которой скользнули по бокам) встать в знак восхищения. Этот человек – Тензин Гьяцо, он же четырнадцатое воплощение Будды Сочувствия, он же далай-лама, лауреат Нобелевской премии, лидер Тибета в изгнании и «рок-звезда» духовного мира. Человек, который следующим вечером соберет в бостонском Флит-Центре тринадцать тысяч восторженных поклонников.
Что же далай-лама делает в Массачусетском технологическом институте? Он участвует в конференции «Изучение сознания» – двухдневные дебаты о влиянии науки на буддизм и буддизма на науку. Каждый день утром и вечером на стульях, выставленных на сцене, рассаживались ученые в строгих профессорских костюмах и монахи в ярко-красных и шафрановых одеяниях – яркая иллюстрация того, как разум делится хлебом с духом, как левая и правая стороны коллективного разума устраивают совет на нейтральной территории. Пятнадцать лет назад далай-лама стал приглашать ученых в свою резиденцию в индийском Дхармсале. Ему было интересно, что знают о работе мозга ученые, а им было любопытно, что происходит в мозгу у человека, добившегося почти сверхъестественных результатов в духовной медитации и трансцендентном опыте. Ближайшие полтора десятилетия такие ученые, как Ричард Дэвидсон из университета в Висконсине, стали помещать монахов в МРТ-аппараты (вроде того, в который попал и я, см. главу 1) и делать снимки их мозга в состоянии медитации, чтобы расширить знания об эмоциях, внимании, психических образах и других когнитивных способностях. Такие монахи, как Метью Рикард (по образованию – молекулярный биолог), стали читать научные труды, чтобы понять принципы работы сознания, а возможно, и природу души. Конференция, которую я посетил, была их первым публичным форумом – своего рода первый выход в свет. «У науки с буддизмом много общего, – сказал далай-лама тем из нас, кто остался на пресс-конференцию после основной части, – ведь они исследуют природу реальности и имеют общую цель – уменьшить страдания рода человеческого».