Книга Биоген - Давид Ланди

Я заметил, что недалеко от нас из подъезда вышел высокий старик. Старик нес в руках несколько саженцев. Меня заинтересовали планы незнакомца, и я пошел за ним, поглядывая на деревца, зажатые в огромной ручище. Старик обратил внимание на мое любопытство и, подойдя к намеченному месту, поманил нас пальцем, попросив помочь вырыть ямы. Мы с удовольствием принялись за работу, и вскоре три саженца были посажены. Старик предложил нам прийти завтра и еще раз помочь ему высадить деревца.

На следующий день Лешку не отпустили гулять, и я пришел один. Мы посадили несколько кустарников, и старик расспросил меня, где и с кем я живу. Позже несколько раз я помогал ему растягивать для полива шланги, и в конце концов мы подружились. Пару раз старик приглашал меня к себе домой и угощал чаем. Чай он заваривал на травах, в большом фарфоровом чайнике, и всегда предлагал несколько видов варенья. Банки с вареньем стояли у него на полочках в нише перед кухней и соблазнительно просвечивались осиропленными ягодами сквозь чуть зеленоватое стекло пол-литровых баночек.

В ту весну я часто встречался со стариком. Мой путь из школы проходил через его двор… За время наших непродолжительных встреч старик успел рассказать мне много занимательных историй. Из них я узнал, что после войны он строил нашу набережную. В его подчинении работали пленные немцы, и однажды, возводя центральную лестницу, они нашли кубышку с золотыми и серебряными монетами царской чеканки. Немцы рассовали монеты по разным местам и долго прятали их у себя в бараке, пока в один из обысков надзиратель не обнаружил у кого-то несколько монет. Военнопленного взяли в оборот, и он раскололся – сдал своих товарищей и показал, где лежит большая часть клада. Барак и немцев несколько раз перерыли, а тех, у кого выявляли монеты, наказали.

Вскоре надзиратели успокоились. А через неделю, собираясь после работы домой, старик обнаружил в кармане своего бушлата горсть золотых монет и немецкий крест. Он сразу понял, чьих это рук дело. По его словам, это был бригадир группы немцев, которого звали Вальтер.

Помню, старик еще похлопал меня по плечу и сказал, что Вальтер у немцев – то же самое, что у русских Валера.

– Знаешь Валерия Чкалова? – поинтересовался он.

– Знаю, – ответил я, вспомнив знаменитого летчика.

– Молодец, – улыбнулся старик и продолжил рассказ: – Этот Вальтер был бывшим офицером германских войск…

Старик близко сошелся с военнопленным, уважая того за исполнительность и мужество, с которым он переносил тяготы плена. Старик не стал ничего спрашивать у Вальтера про монеты, сообразив, что, испугавшись наказания, тот решит от них избавиться. Так и вышло. Выбросить монеты Вальтер пожалел, поэтому и подсунул их в бушлат старика, так как находился в прямом подчинении и имел доступ в рабочий барак. Из-за его поступка старик оказался в неприятном положении. Отнеси он эти монеты в НКВД и его замучили бы допросами. Пришлось бы не только рассказать о том, кого он подозревает, но и почему именно ему, а не кому-то другому этот фриц подложил монеты. В общем, выкинуть монеты у старика рука тоже не поднялась, и он их перепрятал в надежном месте.

Были и другие истории, рассказанные мне этим удивительным человеком, но их файлы стерлись в моей памяти, освободив место для фиксации новых приключений хозяина.

Так прошел месяц, за ним второй, и наступила середина июня.

Как-то мы встретились со стариком около бомбоубежища, стоявшего недалеко от площадки детского садика. Лешка пытался нарвать абрикосов, а я маялся от безделья, прекрасно понимая, что теряю бесценные минуты и торчу здесь, как дурак, вместо того чтобы купаться, как умный на Волге.

Старик подошел к нам сзади и положил мне на плечо руку. Последнее время он плохо выглядел и ходил с палкой, на которую опирался при каждом шаге. Мы сели на лавку и разговорились. Я рассказал ему, что у себя во дворе уже обследовал все бомбоубежища и знаю каждый вход и выход. Он заинтересовался моей историей и поведал мне, как возводились эти конструкции.

А осенью, когда старик стал совсем плох, я начал навещать его дома. Особой помощи от меня не требовалось, потому что он жил вместе со своей сестрой – тетей Верой. Но поболтать или выпить чаю с вареньем я иногда забегал, чувствуя, что ему это необходимо.

И вот в один из таких теплых осенних дней… когда печальный воздух приближающегося расставания начинает нашептывать прощальные молитвы… когда в листве увядающих вязов слышится первая тревога холодов… когда безнадежно больные кусты жасмина начинают ронять листву, оголяя морщины своих ветвей… когда высокая печаль, ложась с белесых небес на город, выматывает и ласкает сердце необъяснимой грустью… когда хочется читать стихи, и нет сил избавиться от них ни на уроках, ни дома, ни во дворе… ты поддаешься искушению, берешь в руки книгу и читаешь, читаешь, читаешь:

Прислушайся: осень в бреду.

Пылают ее листопады,

И я, как по ранам, иду,

Ловя воспаленные взгляды.

И, кажется, дни сочтены…[308]

Вот в один из таких светлых и неуловимо горестных дней старик попросил нас прийти на следующий день к определенному часу.

Когда мы с Лешкой вошли во двор, он сидел на лавке и дремал. Лицо у Старика было очень старое, и теперь, во сне, с закрытыми глазами, оно казалось совсем неживым. Газета лежала у него на коленях, прижатая локтем, чтобы ее не сдуло[309]. Мы подошли, и я положил руку ему на плечо. Это были удивительные плечи – могучие, несмотря на старость, да и шея была сильная, и теперь, когда старик спал, уронив голову на грудь, морщины были не так заметны[310].

– Проснись! – позвал я его.

Старик открыл глаза и несколько мгновений возвращался откуда-то издалека. Потом улыбнулся[311].

– Пришли? – спросил он.

– Да, – кивнул я.

– Молодцы. Давайте мы пересядем на другую лавку. Я хочу вам кое-что показать.

Он с трудом встал и повел нас на дальнюю скамейку, стоящую под каштаном, около гаражей. Передвигаясь очень медленно, старик опирался одной рукой на палку, а другой о мое плечо. Когда мы подошли, он сел и перевел дыхание.

– Завтра меня кладут в больницу, – заговорил неторопливо старик, и я почувствовал в его голосе тоску. – Я тяжело болен и не знаю, когда меня из нее выпишут. Помните, как-то раз я рассказывал вам про клад, найденный немцами при строительстве лестницы на центральной набережной?

– Помним, – сказали мы.

– Я хочу вам дать две монеты. Это монеты из того клада. Когда-нибудь они вам пригодятся. Но сейчас вы не будете их никому показывать, потому что, если кто-то узнает, что у вас есть такие монеты, их отнимут, а вас заберут в милицию и заставят признаться в том, где вы их взяли.