Книга По следу "Аненербе". Вангол-3 - Владимир Прасолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратный путь оказался короче по времени, участок с таинственной защитой они преодолели, не заметив никакого влияния на себе. Глушить свой мозг спиртом не пришлось. Вангол подумал, наверняка это помог его учитель, старый, седой и мудрый орочон. Отключил защиту. Погони, которой они так опасались, тоже не было. Несколько раз, на привале, он проверял Федора и Ярасима. Нет, они не помнили, что вообще спускались ниже. Ванголу иногда приходили мысли о том, что, может быть, ему самому это приснилось. Но пустая обойма его пистолета говорила, что он стрелял, а стрелял он только в этих белых исполинов, больше нигде ему оружие применять за последний месяц не приходилось, и это было абсолютно точно. Значит, все было так, как он помнил. Но так было только для него, и ни для кого больше. Вангол часто вспоминал до мельчайших подробностей все, что с ними здесь произошло, анализировал все события и не мог понять, для чего тем силам, которые, как оказалось, их вели, было нужно, чтобы они прошли весь этот путь. Неужели Такдыган, то есть пусть его дух, не мог прийти к нему, например, сразу, в первую же ночь в пещере? Он сказал, что мог встретиться и говорить с ним только здесь. Значит, в другом месте не мог, но хотел? И самое главное. Зачем все это было? Этого Вангол, как ни старался, понять не мог. На его груди, в солдатской ладанке, лежал маленький кусочек янтаря, о котором он помнил как о подарке старого охотника. Но ему казалось, что этот подарок с ним уже очень давно, много лет, еще с забайкальской тайги. Еще с тех времен, когда старик учил его премудростям орочонской жизни. Вангол потрогал рукой ладанку, она была теплой от его тела. На одном из привалов Вангол вспомнил о блокнотах и планшете с непонятными записями, картой маршрута и рисунками, найденными у немцев. Он открыл вещмешок, в котором их хранил, и понял, что они исчезли. Исчез и мешок с ботинками немцев. «А жаль, надо было сразу переобуться, хороши были…» – улыбнувшись своим мыслям, подумал Вангол. Все забрали те, кто их вернул из бункера. Они не хотели, чтобы кто-то повторил этот подземный маршрут или получил некую информацию из этих записей. Жаль, скорее всего, там было много интересного. Вот бы их Пучинскому… Вангол смог бы по памяти восстановить те страницы, которые он видел, но, увы, даже рассказать о них нельзя. Для официального доклада не было ничего, потому как немцев они достать не смогли. А для своих… будет видно, понадобится, он нарисует.
На третьи сутки они наконец увидели свет. Трудно описать чувства, которые испытывает человек, вернувшись из преисподней. Интересно то, что все краски природы вдруг становятся на порядок ярче и сочнее. Небо такое синее-синее, трава такая зеленая-зеленая, как будто раньше на глазах фильтры стояли, не пропускавшие этакую красоту…
Макушев, радостно встретивший их у входа в пещеру, улыбаясь, по очереди всех обнял и усадил у костра.
– Я уже думал, хана вам, мужики. Столько времени вас не было. Еще день-два, и, согласно твоему приказу, мы бы вызывали подкрепление.
– Я же сказал – две недели ждать.
– Так прошло-то уже больше полмесяца, Вангол.
– Как полмесяца? – почти одновременно воскликнули Федор и Ярасим.
Из-за деревьев вышел Арефьев с ведром воды.
– Ура, наконец-то вернулись! Я точно знал, что вы вернетесь, точно знал! – кричал он, обнимая друзей.
– Какое сегодня число? – спросил Федор.
– Двадцать второе сентября, а что?
– Не может быть. По моим подсчетам, сегодня семнадцатое…
– Да, должно так быть… – кивнул Ярасим.
– Потом разберемся, а сейчас надо подготовить взрывчатку и рвануть этот вход в подземелье, чтобы другим фашистам хода туда уже совсем не было. Мало ли, не караулить же здесь.
– Так вы нашли их?
– Да, нашли то, что от них осталось. Видели сверху пять тел без признаков жизни. Сорвались они в пропасть, разбились насмерть, да так, что и добраться до них невозможно было. Сплошной ледник, отвесные стены. Там, Володя, такие места есть, о которых лучше и не вспоминать. Не для людей они точно…
– Расскажите!
– Потом, конечно, расскажу, а сейчас перекусим – и за дело. Что там у вас в котелке булькает?
В котелке действительно закипала, окутывая полянку дурманящим ароматом, уха.
– Откуда у вас рыба?
– Тут рядом ручей небольшой, перекаты да ямки по колено, рыбы море, хоть руками лови…
Ярасим, посмотрев на всех, как-то грустно сказал:
– Да, места здесь богатые, но надолго ли? Такие вот придут и все нерестилища опустошат…
– Ярасим, ладно тебе, сюда еще сто лет никто не придет. На твой век дичи хватит.
– На мой-то, думаю, хватит, а вот что дальше-то будет…
– А дальше фашистов разобьем и будем строить коммунизм. А при коммунизме диких зверей никто убивать не будет и рыб тоже, наоборот, их охранять люди будут.
– Все всё поняли, разливай уху, лейтенант, – прервал речь Арефьева Макушев.
– Есть кормить личный состав! – Арефьев отдал честь Макушеву черпаком и взялся разливать дымящуюся жирную юшку по мискам.
Все как-то забыли о том несоответствии времени, которое вдруг выявилось. Главное было не это. Главное было зачерпнуть ложкой из миски ароматное варево и, подув на него, чтобы не обжечься, осторожно, медленно приняв его внутрь себя, почувствовать, как живительная сила растекается по всему усталому телу…
В августе сорок второго немцы усилили артобстрелы города на Неве. Наверное, злость срывали за то, что не сдавался город, умирал от голода, пуль и осколков снарядов, но не сдавался, туша пожарища и залечивая артиллерийские и бомбовые раны.
Евграф Семенович приболел; он собирался приступить к окончательной правке переведенной им рукописи, но слег. Слабость тела не позволяла ему встать на ноги, но голова работала ясно и четко. Он читал и перечитывал текст, уточняя смысл наиболее интересных, по его мнению, мест. Так получалось, что в некоторых случаях он своим переводом обогащал местами скучное и скупое повествование. Он постепенно, не замечая того, вступил в соавторство с Гюнтером Миттелем и настолько увлекся этим творчеством, что получал истинное удовольствие от своей работы. Не говоря уже о том, какую почву для философских размышлений он получал из текста. Ведь раньше он никогда и не задумывался о таких, казалось бы, незыблемых правилах земного жития, как, например, законы права собственности, наследования. Дети наследуют имущество родителей – это ведь само собой разумеется. Однако не везде это так. Вернее сказать, существуют, а может быть, имеют право на существование, коль родились в сознании автора рукописи, иные варианты. И вообще, закономерность этого и целесообразность теперь вызывало у него вполне обоснованные сомнения. В том мире, в котором он оказался благодаря автору, так называемом Союзе равноправных Родов, царили несколько другие ценности и законы. В целом построение всего миропорядка зиждилось на сохранении или, другим словом, сбережении традиций и достижений каждого Рода от Великого перехода до настоящего времени. Вся информация о каждом Роде тщательно собиралась и хранилась в родовых архивах, объединенных неведомой информационной системой в единое целое всего человечества. Рождение детей в течение длительного времени являлось величайшим по важности событием, к которому готовились заранее, буквально за годы закладывая необходимые качества в будущего человека. Родители знали пол ребенка еще до его зачатия, так же как и черты его характера и способности. Они знали, как это сделать. Более того, они привлекали в формирование своих будущих детей души наиболее одаренных и достигших духовного совершенства людей. Как правило, предков своего Рода. То есть по их просьбе в их ребенке воплощалась душа, например, их прапрадеда, бывшего прекрасным музыкантом или художником. В результате ребенок с детских лет начинал осваивать, а в дальнейшем совершенствовать навыки и умения, достигнутые его душой в прошлой, а то и во всех прошлых жизнях. При этом родители точно знали, что требуется этому ребенку для развития и самосовершенствования. Это давало колоссальные результаты, наполняло так называемую кладовую достижений Рода, да и всего общества в целом. Ошибки были, но очень редко и то лишь в том, что в ребенке зачастую открывались новые грани, иные таланты, не известные еще его Роду.