Книга Деньги дороже крови - Владимир Гурвич

— Наверное, у нее целое море терпения, — предположил я.

Семеняка громко и от души захохотал.

— А вы мне очень нравитесь, Леонид Валерьевич. Ну, все. Исчезаю, как ветер в лесу.

Я остался один. И сразу же на меня навалилось, словно скатившийся с гор камень, одиночество. Но не потому, что я был в номере один, а потому. что за стеной находилась Царегородцева. И я не знал, как преодолеть эту, казалось бы такую тонкую, преграду.

Пока я распаковывался, умывался, то все время думал об одном: какой бы найти предлог, чтобы пойти к своей соседке? В конце концов, почему я просто не могу постучаться к ней и предложить спуститься в ресторан и выпить там по бокалу вина или другого любого напитка из из, что там имеются. На первом этаже я видел какое-то заведение.

Я надел новую рубашку и вышел в коридор. Когда я стучал в дверь, то отчетливо слышал, как в такт этому стуку колотится мое сердце.

Царегородцева открыла мне не сразу. Она была в том же самом костюме, что и в самолете.

— Я подумал, что если вы не очень устали, мы могли бы с вами где-нибудь посидеть и поговорить, — произнес я заранее заготовленную фразу.

Она молча смотрела на меня.

— Зачем нам куда-то идти. Бутылка вина, я так полагаю, есть в вашем чемодане. Мы можем посидеть в моем номере.

— Конечно, — обрадовался я, словно бы сорвал банк. Хотя в каком-то смысле так оно и было. — Я сейчас принесу вино.

Номер Царегородцевой, как брат близнец, был похож на мой. Даже мебель та же. Мы расположилась в креслах за столом напротив друг друга.

— С вашего позволения я разливаю вино, — сказал я. Она ничего не ответила, даже не кивнула головой. Ее поведение не внушало мне большого оптимизма. — Выпьем за успех нашей миссии, — предложил я.

Царегородцева взяла стакан, и, не чокаясь, выпила.

— Вы что-нибудь решили на счет вашей дочери? — спросил я.

— Да. Я последую вашему совету, через пару дней она уедет за границу. А пока я отправила ее к родственнице в другой город. Это не далеко от Москвы.

— Больше вам не угрожали?

— Нет. Но это всего лишь пауза. Они меня не оставят в покое. Я это чувствую. Налейте еще вина.

Я моментально исполнил ее просьбу. Внезапно я решился задать вопрос, который возник уже давно.

— Вы знали моего предшественника, Евгения?

Царегородцева взяла стакан и выпила. Затем достала сигарету и так быстро закурила, что я не успел поднести огонек своей зажигалки к ее тонкому кончику.

— Это имеет какое-то значение? — спросила она.

— Может быть. Он погиб вскоре после того, как побывал в вашем кабинете.

Она внимательно смотрела на меня сквозь густую вуаль дыма.

— Вы считаете, что я виновата в его смерти?

— Нет, — поспешно произнес я. — Просто такое странное совпадение.

— А откуда вам известно про это совпадение?

Теперь почувствовал затруднение с ответом я.

— Можете не говорить, вам сказала об этом Ольга. Ведь так? Не утруждайте себя ответом. Вот только сделала она это напрасно.

— Почему?

— А что, собственно, для вас это меняет?

— Многое.

Царегородцева покачала головой.

— Напрасно вы лезете в дела, которые не имеют к вам прямого отношения.

— Никогда заранее неизвестно, какие дела имеют к тебе прямое отношение. А если однажды со мной случится тоже самое, что и с ним. Не знаю как вам, а мне бы не хотелось. А что он вам говорил тогда?

Царегородцева затушила одну сигарету и тут же взялась за другую.

— Я не помню, это был какой-то малозначительный разговор.

— После которого человека убивают.

— А кто вам сказал, что он убит. Расследование пришло к выводу, что это был несчастный случай.

— Вы в это верите?

— Да.

Я понял, что больше на эту темы она мне ничего не скажет. Она не доверяет мне. Или кого-то сильно боится.

— Послушайте, Леонид. — Она второй раз назвала меня по имени, и пока это было единственное мое достижение за весь вечер. — Не лезьте в дела, которые не имеют к вам прямого отношения. Умейте не замечать того, что вам не нужно видеть и знать. И тогда вы счастливо проживете свою жизнь.

— А вы обладаете столь замечательным даром?

— При моей должности иногда это бывает очень сложно. Но я стараюсь. И вам того же желаю.

— Боюсь, что ни у вас, ни у меня это не получается. Мы оба чересчур любознательные.

Царегородцева задумчиво молчала.

— Давайте допьем бутылку и разойдемся. Я устала и хочу спать.

Через две минут я покинул ее номер. Она проводила меня до дверей, а затем раздался характерный скрежет запираемого замка. Мне ничего не оставалось, как тоже отправиться спать. Я не сумел добиться ни одной из поставленных целей.

Глава 27

Меня вновь разбудил телефонный звонок. Я посмотрел на часы и обомлел: было почти десять, Давно я так долго и сладко не спал. Даже непонятно, почему я проснулся так поздно, обычно сон покидает меня гораздо раньше..

Звонил, естественно, Семеняка.

— Леонид Валерьевич, я вас не разбудил?

— Почти.

— Видите, как хорошо спится на чужбине, — засмеялся он. — Вы хотели поговорить. Если не передумали, то могу выслать машину.

— Высылайте через полчаса.

Я вышел из гостиницы и ко мне тут же подошел шофер, который нас вез вчера из аэропорта.

— Прошу вас, садитесь вон в ту машину.

Судя по всему в этом городе все было недалеко, так как наш путь продолжался не более пяти минут. Я бы с удовольствием его преодолел пешком и заодно немного посмотрел бы на город. Ездить тут на машине, на мой взгляд, представляло собой не что иное, как пижонство.

Офис, который занимал Семеняка, представлял из себя довольно скромное помещение, состоявшее из трех комнат. Кроме него, тут трудилось еще четверо сотрудника.

Глава местного представительства концерна пригласил меня в свой кабинет. В отличии от других помещений обставлен он был по здешним меркам можно сказать роскошно.

Мы расселились в удобных креслах.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил Семеняка.

— Расскажите мне о том, что у вас тут происходит?

— Против нас ополчились вся местная королевская рать. А виноват в этом ваш коллега.

— Что вы имеете в виду?

— Некоторое время назад в местной газете появилась статья одного здешнего журналиста Алексея Подымова, который обрушился на хозяев металлургического комбината, то бишь наших с вами боссов. И в чем он их только не обвинял. Разве что не в содомии, — засмеялся Семеняка.