Книга Кристиан Флойд. Страж Либерилля - Владимир Корн

Как и множество других посетителей, они подошли поближе к сцене, чтобы получше рассмотреть танец Анабель (как ее там?) Конир. А уже на обратном пути, проходя мимо нас, внезапно увидели Робби, то есть меня.

— Робби, быть может, ты и меня не узнаешь? — Это был уже Райан. — Ха, Браун, и меня тоже. Господи, что творится-то?! — Он картинно всплеснул руками, не забыв печально вздохнуть. — Мы ведь с тобой знаем друг друга много-много лет, можно сказать, с самого детства, и вдруг — на тебе!.. Робби, ты заболел? У тебя что-то случилось с памятью? Печаль-беда.

Оба они говорили громко, привлекая к нам внимание всего зала. Никогда прежде этих людей я не видел, хотя памятью своей могу гордиться с полным основанием. Кто они? Что им вообще надо? И тут меня словно осенило: мне не показалось лицо Марка, он действительно был здесь. Теперь все встало на свои места. Стала понятна и непонятная агрессия этих людей, и то, кто они сами. Сто к одному — они из тех, кто помогает отцу Марка, господину Войеру, улаживать скользкие дела, которые поручает ему его босс — президент Ренард. Ну а здесь они для того, чтобы Марк и остальные из его компании могли чувствовать себя в Затоне в полной безопасности. Тут появляюсь я, Марк вспоминает прошлые обиды, и, решая отомстить, указывает на меня пальцем. Пробелов в своей логике я не видел.

— Ну так что, Робби, признаешь нас наконец? Или тебе очень стыдно?

Вероятно, разыгранное ими представление по сценарию должно было закончиться дракой, потому что Браун ударил меня в живот. Все было сделано технически верно — резко, в солнечное сплетение, под углом в сорок пять градусов, который и дает наибольший эффект. И момент он выбрал самый что ни на есть правильный — когда я открыл рот, чтобы ему ответить. Ведь когда человек что-то говорит, реакция у него замедляется, и среагировать ему на вдруг возникшую опасность куда сложнее.

Винсенте, мой учитель, неоднократно повторял, что хладнокровным необходимо оставаться в абсолютно любой ситуации, и сам он был воплощением хладнокровия. И все же мне как-то довелось увидеть его другим. Речь в тот момент шла о смысле всей его жизни — конду.

— Конду умирает, — гневно вещал он. — Оно начало умирать сразу же после того, как всем этим недоумкам пришло в голову привнести в него удары кулаками. Знаешь, что они утверждают?! Что открытые ладони хороши только для защиты от чужих ударов, но никак не для нападения! Что нет в них той мощи, которая есть в крепко сжатых кулаках! А это что, не мощь? А это? Это? Это?

Тяжеленные, набитые песком мешки величиной едва ли не в человеческий рост складывались под ударами чуть ли не пополам и, казалось, стонали от боли.

— Просто надо знать, как бить, и уметь это делать. — После очередного удара мешок оторвался от своего крепления и рухнул на пол. — Знать и уметь, — уже успокаиваясь, повторил он. И совсем уж неожиданно добавил: — Крис, пойдем выпьем чаю? Что-то я сам себе иногда кажусь таким занудой!..

От удара Брауна я ушел. Во-первых, ждал его, ну а во-вторых, на самом-то деле я ничего говорить не собирался, лишь, провоцируя его, сделал вид, и он купился. Его кулак скользнул по моему животу, и вот тогда я ударил ему основанием ладони левой руки туда, где находится печень. Печень не тот орган, боль в котором можно перетерпеть.

Ну а дальше я полностью утратил над собой контроль. Наверное, сказалось напряжение последних суток, когда произошло так много событий. Сначала была Кристина, и перед визитом к ней я волновался не меньше, а то и больше, чем когда мы ждали приезда бандитов в Соронь или когда сами отправились в дом Венделя. Но и там пришлось здорово понервничать, и потому, хотел я того или нет, мне нужна была разрядка.

В общем, я потерял голову. Вслед за Брауном на пол рухнул Райан, получив открытой ладонью под основание черепа в лучших традициях искусства конду. Затем там оказался третий из этой четверки, и треск от его сломанного моим лбом носа, наверное, был слышен даже на кухне, несмотря на шипение пара, звон посуды и перебранку поваров. Четвертый, видя, что произошло на его глазах, не стал убегать, а, напротив, бросился на меня. Для него был приготовлен удар ногой в живот и с силой опущенный между лопаток локоть в тот момент, когда он согнулся от боли.

— Так я Робби, говоришь?

Не знаю, откуда вместе с яростью берутся те силы, о существовании которых в себе мы даже не подозреваем, но Брауна, а тот весил немало, я поднял легко, ухватив его за ворот и брючный ремень. И так мне хотелось воткнуть его головой в землю!

Вот тогда-то меня и настиг Дуглас. Друг обхватил меня сзади, прижав мои руки к груди.

— Хватит Крис, хватит! — проорал он мне в самое ухо.

И я послушно отпустил тело все еще скрюченного от боли Брауна. Освободиться от захвата Дугласа можно было бы легко, но это означало сделать другу больно, и потому я притих.

— Браво! Браво! — восторженно захлопала в ладоши какая-то дамочка, как будто ей показали ловкий фокус, а не то, после чего все эти люди долго еще будут приходить в себя, а то и вовсе кто-нибудь из них окажется инвалидом.

— Что здесь происходит? — раздалось вдруг где-то сзади.

Я никогда не видел ни одного из братьев Габизов, но нисколько не засомневался — человек, стоявший в дверном проеме, был одним из них, а это означало новые неприятности.

Глава 24

Габиз. Смуглая кожа, крючковатый нос, узкие темные глаза и иссиня-черные, от природы вьющиеся кольцами волосы. А еще — золотая серьга в ухе, толстенная цепь на шее, несколько перстней с крупными камнями — словом, все то, что обычно бывает у представителей народности герве, когда у тех достаточно денег. Именно герве братья Габизы и были.

Когда он сделал пару шагов вперед, за его спиной показалось несколько таких же смуглых и чернявых мужчин крепкого телосложения, которые не особенно и скрывали, что вооружены. Их внешний вид тоже подтвердил мою догадку.

— Повторяю: что здесь происходит? — вновь спросил Габиз все тем же громовым голосом.

Вообще-то это именно я должен поинтересоваться, что здесь происходит и почему нам не дают спокойно покушать? Мы устроили скандал? Или назаказывали полный стол и теперь не желаем расплачиваться? Так почему же эти люди, валяющиеся сейчас у моих ног, ни с того ни с сего решили испортить мне настроение, а заодно и ужин?

Конечно же я промолчал, ведь начинать оправдываться — это уронить себя в глазах многочисленных посетителей «Последнего бастиона». Кстати, откуда такое вычурное название для обычной харчевни? Последний бастион — чего именно? Иногда фантазия владельцев подобных заведений ставит меня в тупик.

К Габизу подскочил какой-то вертлявый тип и вполголоса начал что-то ему объяснять. Он указывал то на меня, то на нашу машину за окном, то куда-то вглубь зала, где, как мне показалось, мелькнуло лицо Марка, то на лежащих у моих ног людей, из которых только Браун сумел подняться с пола и теперь стоял на коленях. И я все больше убеждался, что эти четверо подошли ко мне не по своей воле.