Книга Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

А еще — Николя, его кровь, и вспаханный земляной след от стрелы арбалета…

Тот добрый мир, в котором Жанна выросла, где была счастлива, дал трещину и разрушился. Прямо у нее на глазах. Это было несправедливо. Она не понимала, зачем это нужно Господу, но это было. Конечно, она и раньше знала, что есть Господь и есть дьявол. Но только теперь она распознала личину последнего! Кровь, смерть и страдания ее близких — в этом и был он, враг рода человеческого. Но послав ее, Жанну, на ту дорогу, заставив увидеть битву, Господь что-то хотел сказать ей. Но — что? Во время боя она решилась выбежать к бургундцам и потребовать их остановиться, может быть, погибнуть. Уже тогда она поняла — мир надо исправить. Но она не успела. Смерть Николя помешала ей. Но еще не поздно — выбежать навстречу всему злу, которое есть на земле, и остановить его…

У Жанны закружилась голова, и она покачнулась. Вцепившись руками в скамейку, Жанна дрожала. Ее бил озноб. Полуденное солнце ослепило ее, и она зажмурилась. Ей было страшно. А голова продолжала кружиться. Свет подступал. Разгорался. Никогда еще она не трепетала так! Жанна боялась открыть глаза — она знала, что ослепнет. Света было так много, что не спасали веки. И вот тогда она поняла, что Кто-то требует ее. Требует уверенно. И она должна Ему подчиниться! Выбежать навстречу бургундцам, под стрелы — оказалось бы пустяком в сравнении с этим. Но она поняла и другое — выбора у нее не оставалось… Жанна набралась смелости и открыла глаза. Ослепительный свет шел вовсе не от солнца, а со стороны церкви, что стояла рядом с их домом. И он был только для нее — одной-единственной на всей земле! Она почувствовала, что свет хочет говорить с ней. Шум уже нарастал в ее ушах, и вдруг он прорвался — и она услышала ясный голос: «Жанна! Жанна! Жанна!» «Да?» — цепенея, спросила она. Но спросила, не разжимая губ. «Ты — Моя избранница!» Она уже не чувствовала ног под собой — летела куда-то вместе со старой скамейкой. К небу. А с ней говорили, и голос звучал гулко и медленно, пронзительно и ярко. Он говорил, что в ее сердце есть тот огонь, которого нет у других. И это Он подарил его ей. Но этот огонь она должна передать другим. Не теперь — позже. Когда она сможет поднять меч рыцаря, защитника веры, над головой. Но ведь она не воин? Нет, она ошибается, она — воин. Когда же это случится? Придет время. А пока она должна быть верной и послушной Богу, который любит ее, никогда не забывает и не забудет о ней… Яркий свет стал слабнуть, а затем сад ее отца стал прежним. Обычным летним садом, в котором поют птицы. Да, с ней говорили. И Говоривший оставил ее — но оставил до времени. Это она знала так же хорошо, как и то, что жизнь ее отныне изменилась.

Она вошла в столовую, где обедала ее семья. На столе было много зелени, овощей. Шел пост.

— Я говорила… — ее голос дрогнул. — Я говорила с Богом, — тихо сказала Жанна.

— Что? — оторвавшись от еды, спросил отец.

— Я говорила с Богом, — уже тверже и громче повторила она.

Жак д’Арк и Изабелла де Вутон переглянулись. «Гм-гм», — откашлялся Жакмен. Жан молчал. Хмыкнул младший Пьер.

— Что еще за выдумки? — сказал Жак д’Арк. — Сядь лучше и поешь с нами.

— Я не хочу есть.

— Мы все говорим с Богом, — мягко сказала Изабелла де Вутон. — Когда слушаем мессу, когда молимся перед едой или сном. Когда думаем о жизни и смерти…

Жанна отрицательно покачала головой.

— Вы этого не поймете, — сказала она и вышла.

14

Рвота и кровавый понос которую неделю преследовали короля. Вначале он еще пытался противостоять болезни, хотел выбить клин клином, требовал посадить его на коня, но потом слег окончательно. Запущенная дизентерия, полученная в походах, теперь грызла все органы его изнутри. В нем пылал пожар — не было ни одной клетки, которая не приносила бы ему страдание. Так продолжалось днем и ночью. Специально выписанные из Англии врачи, на которых он надеялся, также не смогли помочь Генриху. Внутри его был ад, и теперь он жил с этим адом, но пытался скрыть свои муки от окружающих. Даже сгорая изнутри, угасая, он отдавал распоряжения: где и как расположить войска, какие замки осадить и потребовать выкуп, какие захватить во что бы то ни стало. Его противники могли бы сказать, что великому королю на пороге смерти стоило бы подумать о своей душе, но сам Генрих так не считал. Он был уверен, что борется за правое дело. Он не сомневался, что герцогство Нормандия принадлежит ему, как оно принадлежало его далеким предкам двести лет назад, а после брака с Екатериной Валуа принадлежит ему и вся Франция. И все же, когда он метался по ночам в бреду, он попадал на порог иного ада, куда более страшного. Там ревели тысячи женщин, погибающие со своими детьми от голода под стенами Руана, и изрубленные тела других женщин и детей, но уже на рыночной площади Кана, возникали перед его взором.

С этим адом ему еще предстояло встретиться воочию…

За окном Венсенского замка, любимого замка Генриха Пятого, было солнечно. Король лежал на огромной кровати под балдахином. Вокруг смертного одра Генриха Пятого стояли родственники и друзья: брат Хемфри Глостер, дядя — хитрый епископ Бофор, жена Екатерина, граф Уорвик и Джон Фастольф, Томас Солсбери. Но пока Генрих был жив, он постарался распорядиться великим государством, которое так рьяно создавал все семь лет своего правления.

— Джон, Джон, — хрипло говорил король, пытаясь двумя руками ухватиться за брата. Где-то в глубине души он еще надеялся на то, что сильный и мудрый брат сможет найти способ подольше задержать его на этой земле. — Джон… Слушай меня. Слушайте меня все…

Бедфорд, который сейчас один сидел на его постели, плакал. Никогда бы он не подумал, что выйдет так…

— Джон, тебе после моей смерти быть регентом Франции и править Нормандией. Никогда бы не нашел я лучшего преемника, чем ты. — Генрих слабо завертел головой. — Хемфри, ты слушаешь меня?

— Да, мой король, — откликнулся младший из братьев.

— Тебе, Хемфри, быть регентом Англии и во всем подчиняться Джону. Ты слышишь? — во всем! Не вздумай перечить ему!

— Да, Генрих, — откликнулся тот.

— И всем вам, кто присутствует здесь, завещаю стать опекунами и наставниками моего возлюбленного сына. Сделайте его великим королем и рыцарем, который сможет продолжить мое дело. Вы слышите меня? Слышите?!

— Мы слышим тебя, Генрих, — сжимая его руки, пробормотал Бедфорд.

Сейчас, далеко в Англии, в Виндзорском замке лежал в колыбельке маленький Генрих, который однажды должен был стать королем Генрихом Шестым.

— А как же я? — подступила к мужу королева Екатерина. — Что будет со мной, Генрих? Что получу я?

— Ты была моей возлюбленной. Ты — мать моего сына. — Он, бледный, истощенный, печально улыбнулся. — Разве тебе этого мало?

Генрих Пятый даже на смертном одре, за несколько часов до кончины, оставался политиком. Он не захотел, чтобы француженка, тем более — сестра его врага, имела хоть какое-то влияние на ход истории его государства. Всем должны были распоряжаться только англичане!