Книга Гангут. Первая победа российского флота - Владимир Шигин

Самое любопытное состояло в том, что четвертый шведский флагман шаутбенахт, Таубе, узнав о трагедии Эреншельда в Рилакс-фиорде, не стал дожидаться указаний Ватранга, он самовольно бросил на произвол судьбы Аландские острова, уведомив старшего флагмана короткой запиской: «Должен всепокорнейше высказать, что для предупреждения обычной коварности нашего врага и его быстрого движения вперед было бы целесообразно обосновать свои позиции на шведской стороне близ Фурузунда… Предполагаю, что вы, по всей вероятности, не будете иметь ничего против, если я при первом благоприятном ветре уйду отсюда, тем более, что жители всей этой местности уже бежали».

* * *

Что касается начальника тылового отряда капитан-командора Сиверса, то на обратном пути в Гельсингфорс его ждало небольшое приключение.

В наступающих сумерках на подходе к Гангуту неожиданно для себя капитан-командор обнаружил лежащий в дрейфе неизвестный фрегат. При приближении тот оказалось шведским. Однако уходить в шхеры Сиверс не стал. Судно одинокое, и при слабом ветре против его десяти скампавей ему не выстоять при любом раскладе. Между тем с судна спустили шлюпку, которая ходко побежала в нашу сторону.

Капитан-командор, глядя подзорную трубу, недоумевал:

— Сказать что хотят, али попросить о чем?

Как оказалось, капитан шведского фрегата «Карлскрона» Христофоре прибыл к Ватрангу с почтой из Стокгольма, но, разминувшись с ушедшим от Гангута адмиралом, ничего не знал о событиях 27 июля. Увидев же «Элефант» и шведские галеры вместе с русскими судами, Христофоре решил, что это шведы ведут пленных русских, а потому и послал шлюпку, дабы поздравить Эреншельда с успехом.

Отправляемому лейтенанту Гольму он велел:

— Поздравь господина шаутбенахта, да разузнай у него все обстоятельства столь знатного боя!

Тем временем Сиверс приготовился встретить гостей. Одну скампавею он послал на перехват шведкой шлюпки. Со скампавеи спустили шлюпку с солдатами. Когда лейтенант Гольм приблизился к отряду Сиверса и разобрал, что над беднягой «Элефантом», как и над всеми другими шведскими судами, развеваются русские флаги, он было повернул обратно, но было поздно. Шведскую шлюпку перехватили.

Лейтенант Гольм был препровожден в выгородку, где коротали время пленные шведские офицеры во главе с шаутбенахтом Эреншельдом, который, думается, и рассказал посланцу любопытного фрегатского капитана «все обстоятельства столь знатного боя». Сопровождавшие же Гольма девять матросов также пополнили число шведских пленных.

— Этак, мы пока до дому дойдем, весь свейский флот к себе в полон позабираем! — переговаривались, смеясь, гребцы-солдаты.

— А чего их в полон забирать, когда они сами со всех сторон к нам так и плывут, что никаких харчей не настачишься! — отвечали им латавшие на куршее парус матросы.

Намеревался затем капитан-командор взять на абордаж и шведский фрегат (а чем черт не шутит!), но капитан Христофоре, поняв, с кем имеет дело, поставил все паруса и ушел в море.

«Карлскроне» поспешила в Стокгольм, обогнав посыльное судно Ватранга. Поэтому именно капитан Христофоре оказался первым гонцом, принесшим в шведскую столицу печальную весть. Он первым объявил королевскому совету, что у Гангута, скорее всего, произошло что-то очень нехорошее, так как часть шведского флота уже пленена русскими, тогда как другая просто исчезла.

Одновременно Христофоре начертал и донесение королю: «Настоящим доношу до сведения Вашего Величества, что после того, как 26 июля я послан был с фрегатом “Карлскрона” на усиление эскадры Ватранга, я прибыл на Ганге, нашел перед собою вместо эскадры Вашего Величества часть неприятельских галер и корабль, а потому был вынужден искать эскадру на шведской стороне».

* * *

Надо ли говорить, что в Стокгольме началась паника. Состоятельные бюргеры спешили уехать в свои поместья или куда-нибудь подальше. На улицах кричали, требуя защиты от московитов, толпы горожан и ремесленников, к самой столице стягивались полки. Впервые за несколько столетий шведской метрополии грозила опасность реального вторжения врага. А о небывалой победе еще вчера никому не ведомого русского флота уже говорила вся Европа, говорила с опаской, понимая, что гангутский гром — это лишь преддверие будущих морских побед России.

А в королевском совете уже в который раз вслух зачитывали донесение Ватранга: «Какую глубокую душевную боль причиняют мне эти несчастные события, наилучше знает Всевышний, которому известно, с каким рвением и с какими усилиями я старался выполнить возложенные на меня обязанности и как я усиленно старался разыскать неприятельский флот… к нашему великому прискорбию и огорчению, пришлось видеть, как неприятель со своими галерами прошел мимо нас в шхеры, причем огорчение наше усугубляется еще тем, что мы находимся в полной неизвестности о судьбе эскадры шаутбенахта Эреншильда… Неприятель, по-видимому, уже овладел Абоскими и Аландскими шхерами, и так как, вследствие недостатка лоцманов, нам представляется невозможным занять позицию в Аландских шхерах, то я не вижу более осторожного исхода, как направиться со всей моей эскадрой в такое место в шведской стороне, откуда наилучшим образом было бы защитить себя от пагубных намерений противника против столицы государства».

Принцесса Ульрика-Элеонора (замещавшая короля, все еще обитавшего после полтавского погрома где-то в турецких Бендерах) собрала ближайших советников: Арведа Горна, Рейнгольда фон Ферзена и Ника Тиссена и других. Думать было над чем: королевский флот — последняя опора державы — потерпел постыдное поражение от слабейших. Все понимали, что отныне над столицей нависла реальная угроза русского десанта. Надо было что-то предпринимать, причем предпринимать срочно.

Члены государственного совета уговорили принцессу выйти с ними в море на яхте, чтобы найти флот и вместе с адмиралом Ватрангом разработать план «для предотвращения дальнейших успехов неприятеля и вернейшей защиты государства».

Королевской яхте не пришлось долго плутать по морю. Эскадра Ватранга крейсировала в сотне миль от столицы в проливе Фурузунд, отделяющем Аландские острова от Скандинавии.

4 августа под пушечную салютацию принцесса поднялась на палубу флагманского «Бремена». Впервые в истории Швеции королевский совет собрался не в столичных апартаментах короля, а на борту линейного корабля, да еще в открытом море. Два дня заседал совет на борту «Бремена». Ватранг отчитался о своих действиях у Гангута, которые были одобрены и принцессой, и членами госсовета.

Обмахиваясь веером от спертого трюмного духа, принцесса заявила:

— Милый Ватранг, я прекрасно понимаю, что при столь необычайном штиле, который Господь сотворил у Гангута, вам совершенно невозможно было предотвратить проход неприятеля и его дальнейший успех! Посему я, как и прежде, пребываю к вам в полнейшей своей милости. Прошу же только об одном — защитите наши берега от хищных московитов.

Тогда же было решено, что Ватранг с 12 лучшими линейными кораблями должен крейсировать между островами Готланд и Даго (ныне Хийумаа), препятствуя торговле европейских государств с Россией, а заодно и прикрывая страну от возможного нападения датского или российского флота. Одновременно младший флагман вице-адмирал Лиллье с остальной частью корабельного флота и галерами должен начать крейсирование в проливе Седра-Кваркен, что между Аландскими островами и стокгольмскими шхерами, чтобы галерный флот России не форсировал пролив и не «беспокоил самое сердце и столицу государства».