Книга Эдесское чудо - Юлия Вознесенская

* * *

Проходя по саду вместе с другими вышивальщицами, в том числе и с Кассией, Евфимия заметила, что никто из них не сорвал ни одного плода с дерева, ни одной ягодки с куста. Ее это удивило: у них в доме слугам не возбранялось пользоваться дарами природы. И никто из слуг и рабов никогда этим не злоупотреблял: хоть и невелик был сад диакониссы Софии, а плодов на всех хватало. Она поделилась своими мыслями с Кассией.

– Ну что ты, хозяйка, знаешь, как следит за этим! Они потому и богаты, что берегут каждый фоллис[96], тряпочку и ниточку и каждую ягодку с куста! – сказала Кассия.

Евфимия вспомнила, как умело торговался Аларих с купцом в Нисибине, и вдруг спросила:

– Скажи, Кассия, а хозяйка не показывала тебе привезенную Аларихом красивую серскую вышивку в виде картинки на шелке?

– Пион и зяблик? Она висит в спальне хозяйки над изголовьем. Замечательная вещь! Хозяйка в восторге от этого подарка. Хотя роскошный персидский ковер и покрывало с птицами, которые он тоже привез для спальни, нравятся ей еще больше – они же больше размером!

Кассия захихикала, и Евфимия тоже заставила себя улыбнуться, хотя ее будто кольнуло самой тонкой и острой вышивальной иглой прямо в сердце.

* * *

Хотя почти не слышны были Евфимии звуки музыки, развлекавшей гостей в саду, только ритмичная дробь барабанов да изредка повизгивания флейт доходили сюда, а все же томление духа не давало ей уснуть. «Как быстро окончились и ушли в прошлое все мои праздники!» – тоскливо думала она, ворочаясь на жестком ложе. Прошло несколько часов, а она все никак не могла забыться во сне.

– Евфимия, ты не спишь? – раздался вдруг негромкий голос Кифии, и за ветхим занавесом мелькнул тусклый огонек масляного светильника.

– Нет, Кифия, я не сплю.

– Вот и хорошо! – сказала старшая рабыня, откидывая занавес и входя в пещерку. – А я к тебе с радостью, девушка! – она поставила на стол накрытую полотном корзинку, из которой высовывалось горлышко небольшой амфоры. – Тут все, что тебе может понадобиться. Это тебе братец прислал и велел сказать, что он постарается улучить минутку зайти к тебе. Видно, за время пути он тобой не натешился. Рада, небось?

Евфимия тихо ахнула.

– Ты только ничего особенного в голову-то не бери: Аларих ни одной молоденькой новой рабыни с отроческих лет не пропускал! Поиграется с тобой еще недельку-другую – и все. Так что если хочешь подарочков, проси их у него сразу, пока не успела надоесть. Ты светильник-то зажги, чтобы Аларих твою норку долго не искал! Да ладно, лежи, я сама зажгу, порадею для братика.

Кифия достала из ниши светильник, зажгла его и поставила на стол, поближе к входу.

– Все, побежала я! Хозяйка с другими матронами собирается ехать на ночное купание, надо проследить, чтобы в карруки уложили угощение, вино и все что надо. Это уж у нас в Иераполисе древняя традиция: когда все гости напьются, женщины едут купаться на травертины, а мужчины идут в пещерки к молоденьким рабыням. Прежде богатые женщины брали с собой на купание молодых рабов, так это и царица Клеопатра делала, но, с тех пор как Фригия стала христианской, их сопровождают только служанки.

Кифия удалилась со своим светильником, а Евфимия осталась сидеть, пораженная, взволнованная и униженная.

* * *

Время шло, ничего не происходило, все так же в отдалении звучали барабаны и флейты, и Аларих не появлялся. За это время Евфимия успела сто раз придумать и передумать, как ей вести себя с ним, что сказать, как отвергнуть раз и навсегда его притязания: ведь не как жену он собирался ее посетить, а как доступную рабыню! «Я все ему выскажу и прогоню его прочь!» – думала она и подыскивала слова, чтобы уязвить его посильнее. А он все не шел и не шел… Она подошла к столу и откинула полотенце с корзины. Там стояли горшки с вкусно пахнущей едой – уж явно не вареные бобы там были! А сверху стояли две небольшие мисочки: одна с солеными фисташками, а другая с маринованными оливками. Невольно Евфимия улыбнулась: «Не забыл…» Она даже съела горсть фисташек и несколько оливок. Потом она прилегла, измученная горькими мыслями и ожиданием, и сама не заметила, как уснула.

Проснулась она в объятиях Алариха; он крепко прижимал ее к себе одной рукой, другой снимая с нее одежду, и шептал: «Зяблик мой любимый! Как я по тебе стосковался!» Евфимия разрыдалась и сама обняла его крепко-крепко, как делала прежде…

* * *

– Ну вот, видишь, милая, как все просто и великолепно устроилось! Я буду приходить к тебе каждый раз, когда жена моя будет уезжать с подругами на ночные купания. Как только услышишь, что мы ждем гостей, так и сама жди гостя. Ты рада, моя дорогая девочка?

– Как я могу радоваться, что ты такое говоришь, Аларих! – воскликнула Евфимия, лихорадочно надевая тунику. – Как ты мог со мной так поступить? Ты обманул, ты предал меня, а теперь хочешь еще и пользоваться мной как безответной и беззащитной рабыней?

Аларих засмеялся и потрепал ее по щеке.

– Ну полно, полно, Зяблик! Разве ты меня разлюбила?

Она опустила голову и отвернулась.

– Да я и сам вижу, что ты любишь меня, как прежде! А может быть, и еще сильнее, а? Веди себя хорошо, будь послушной, и со временем я все для тебя сделаю. У меня есть загородная вилла[97], я сумею тебя перевести туда и сделать домоправительницей, и тогда мы будем жить там в свое удовольствие, как только мне вздумается съездить проследить за полевыми работами. А когда родится ребенок…

– Он родится сыном рабыни?

– Ну, милая, что сейчас об этом думать, ведь до его рождения еще так далеко!

– Всего четыре месяца.

– За это время многое может измениться. Ты просто люби меня и слушайся во всем.

– Нет! Я не хочу, чтобы мой сын родился рабом!

– А ты по-прежнему уверена, что у нас будет сын?

– Да, уверена. Няня мне сказала, а она никогда не ошибалась в таких вещах.

– Ах, эта твоя няня… Что теперь вспоминать о ней? Ты ее больше никогда не увидишь.

– Увижу! Ты должен вернуть меня в Эдессу до рождения сына!

– Об этом и не мечтай!

– Я хочу домой, к матери! К няне!

– Домой ты не попадешь, а няни твоей давно нет в живых.

– Почему ты думаешь, что няня умерла?

– Да потому… Да потому, что она такая старая, а пустилась в какие-то приключения! Наверняка Авен давно ее ограбил и убил, ведь у нее с собой было немало денег.