Книга Пятнадцатый рай - Алиса Клевер

– Суди сам, – прошептала она, распахивая ее, и взору Константина открылись две округлые, упругие груди. Один сосок, правый, оказался проколотым, Коршунов хоть и видал всякое, но не такое. Это было… ново, изысканно, это было запредельно. Он смотрел на этот колокольчик как загипнотизированный. Екатерина его вовсе не торопила. Она просто стояла, раскрыв блузку, и наслаждалась его растерянностью, его возбуждением, румянцем, появившимся на его щеках. Он все еще хотел в туалет, но его член стоял, странное чувство дискомфорта и предвкушения.

– Красивая грудь. Было больно? – спросил он наконец, маскируя свой интерес под сочувствие, но его голос выдал его. Его голос дрожал от возбуждения.

– Что именно? – притворно удивилась Екатерина.

– Прокалывать сосок?

– Ах, ты об этом, – рассмеялась она. – А как ты думаешь! Соски – это очень нежное место, любой девушке будет больно, если ее сосок медленно проколют длинной стерильной иглой.

Она произнесла это растянуто, с улыбкой, так, словно рассказывала о походе в парк, о приятной прогулке. Коршунов вздрогнул и почувствовал, как разогрелась кровь и невольно сжались кулаки. Как она может говорить об этом с такой легкостью? Как она может улыбаться? Он знал, что ради красоты, любви или денег девочки готовы на самые разные жертвы, готовы терпеть боль и страдать. Готовы даже быть выпоротыми и привязанными к кровати, хотя обычно потом они сильно жалели об этом. Но он никогда не видел ни у одной девочки такого лица. У него появилось ощущение, что эта девушка получала больше удовольствия от процесса, чем от результата. И что она получала удовольствие сейчас, рассказывая, как прокалывала сосок.

– А сейчас тебе больно? – спросил он, совладав с чувствами. И запоздало заметил, как охрип его голос.

– Если только потянуть за него, но мне это даже нравится. Мне нравится, когда тянут долго, но не слишком сильно. Я подумываю проколоть себе и другой сосок. Как ты думаешь, это не будет перебором? – разговор принимал странный оборот, но Коршунов ни за что бы не хотел, чтобы это кончилось. Он подошел ближе к девушке и прикоснулся к колокольчику двумя пальцами правой руки. Раздался еле слышный звон.

– Если хочешь, я могу сделать это с тобой сам, – прошептал он.

– Звучит заманчиво. Я так и думала, что не ошиблась в тебе, – улыбнулась она, и только тут Коршунов заметил несколько маленьких, давно заживших шрамов на ее груди, словно кто-то пытался прошить ее широкими стежками. Она любит боль. Только теперь он поверил в это, вынужден был поверить, ибо до того дня он не верил, что такие женщины встречаются в природе. Коршунов хорошо знал, что за деньги многие женщины готовы терпеть боль, даже изображать удовольствие, кричать и просить еще и еще, но в рамках строго оговоренных границ.

Hard Limits[9].

У этой девушки, казалось, их не было.

– Здесь очень скучно, – сказала она неожиданно и запахнула блузку. Видение исчезло, но звон колокольчика еще стоял в ушах у Константина Коршунова. В его жизни почти не было моментов, когда он был растерян или не знал, что делать и как справиться с чувствами. Это был один из таких.

– У меня в зале друзья… – сказал Коршунов. – Мне нужно перекинуться с ними парой слов. Потом я мог бы забрать тебя отсюда.

– У тебя есть машина? Я уже сказала своим, что ухожу, – заявила Екатерина сухо, словно речь шла о том, чтобы подбросить ее домой.

– «БМВ», детка. Жди меня там, – и Коршунов назвал ей номер.

– «БМВ», ха! Неплохо, совсем неплохо, – улыбнулась она.

– Скажи мне, – все же решил спросить Коршунов. – А что бы ты делала, если бы я не…

– Что? – улыбнулась она. – Что бы я делала, если бы ты… не подошел мне?

– Да, – кивнул он. – Так.

– О, я бы придумала что-то еще. Тут кисло, а я все равно уже перебрала. Хочешь? – И она полезла в сумочку.

– О, я хочу совсем другого, – бросил ей Коршунов.

Екатерина замерла, и ответный огонь понимания загорелся в ее глазах. Улыбка Коршунова – холодная, жестокая, была полна скрытых обещаний. Коршунов уже видел эту невысокую блондинку голой, в своих руках, связанной и избитой, делающей все, что он ей скажет, стоящей перед ним на коленях. В ее глазах мелькали те же самые картины.

– Чего же мы ждем? – полюбопытствовала она, подходя к дверям туалета.

– Только после вас. – Он опередил ее и галантно открыл перед ней дверь.

Екатерина глубоко, всей своей полной, округлой грудью вдохнула.

Пьяные друзья Коршунова не обратили особенного внимания на его уход. В ресторане кипела жизнь, грохотала живая музыка, кто-то нелепо и неуклюже плясал. Краем глаза Коршунов отметил, что в ореховом зале появились две проститутки, которых он знал, но и они были заняты другими клиентами.

Про друзей Екатерины Коршунов ничего не знал, но, скорее всего, они не были так уж близки, раз даже не вспомнили, как, когда, куда и с кем она ушла из ресторана. Такова уж дружба, основанная на совместном употреблении алкоголя, наркотиков и скольжении по кромке вечеринок и закрытых московских тусовок «только для своих». Коршунов и девушка вышли из ресторана порознь, встретились только на парковке. Забавно, что их так никто и не запомнил. Ни единая живая душа.

Как будто это была судьба.

Она стояла, опершись задом на капот его машины, и обнимала себя за плечи. Было довольно холодно, а на ней, кроме блузки, почему-то ничего и не было. Константин снял с себя пиджак, тогда все постоянно ходили в дурацких цветастых пиджаках, и надел его на ее плечи.

– Ого, да ты прямо джентльмен? – хохотнула она. – Ты должен знать, что я не слишком-то жалую джентльменов, они вечно оказываются скучными да вялыми, спать с ними тоскливее, чем сидеть в Ленинской библиотеке. Я бы даже сказала, что в Ленинской библиотеке можно придумать кое-что поинтереснее, если прийти туда НЕ с джентльменом.

– Не беспокойся, я не разочарую тебя. Если я и подам тебе руку, то только чтобы ты ее целовала, – пообещал Коршунов, и Екатерина снова хихикнула.

– Я могу целовать разное, мой господин, – бросила она игриво, и Коршунов против воли рассмеялся, снова почувствовав острую эрекцию. Это было и некомфортно, и приятно сразу. Он рассмотрел возможность трахнуть ее прямо тут, в машине на стоянке, но эту идею пришлось отмести.

В машине спал Максим.

Они вспомнили о нем только после того, как завели машину и включили музыку. Вернее, даже не вспомнили – Екатерина заметила его, спящего так крепко, что он был похож на куклу. Но потом он перевернулся во сне, и она взвизгнула, подпрыгнула на месте, ударившись головой о крышу машины. Коршунов рассмеялся.

– Это что, настоящий живой ребенок? – воскликнула она. – Ты что, бросил его в машине?