Книга Былое и выдумки - Юлия Винер

Получалось, что Лерой был прав, что я все-таки заражена снобизмом. По-настоящему хорошо, непринужденно – и нескучно! – мне было только с представителями «аристократии», лордом Фоли и баронессой Галатеей. Никаких недоразумений между нами не возникало, хотя мы чаще всего не понимали друг друга. Наоборот, от этого было только веселее.

Подошло воскресенье. Мы встретились с Галатеей, и я сразу заявила ей:

– Учтите, ни в какое сомнительное заведение я не пойду.

– А я, по-твоему, пойду? Хорошо же ты обо мне думаешь!

– Я о вас думаю очень хорошо. Вы смелая и независимая женщина и пойдете куда только захотите.

Галатея польщенно хмыкнула.

– Тогда иди и не рассуждай. Это даже денег не стоит!

И не в баню она меня привела, и не в бордель, а в не помню который большой музей, может, даже Британский.

Музей! Галатея – и музей?

– Иди, иди, не задумывайся!

Она подтолкнула меня, и мы влетели в большой лифт, уже набитый пассажирами. Лифт спустил нас куда-то вниз, разгрузился, двери его закрылись и задвинулись сплошной деревянной панелью. Мы оказались в просторном зале, по которому прохаживались без видимой цели несколько десятков человек. Ни картин, ни скульптур, вообще ничего музейного там не было.

Невидимый голос поприветствовал нас и сказал, что сейчас начнется – я не поняла, что. Галатея на мой вопрос только прошипела: «Тс-сс!»

Голос приказал нам построиться цепочкой в затылок друг другу. Галатея уже незаметно отдалилась от меня и стояла между двумя высокими молодыми людьми. Голос велел каждому положить правую руку на плечо впереди стоящему. Передо мной стояла тоненькая девушка в длинном пальто и в шортиках (hot pants), а за мной – мужчина, которого я не успела разглядеть. Свет погас, осталась лишь тускло светящаяся надпись над одной из дверей: «Начало». Голос проговорил еще что-то, цепочка зашевелилась и начала постепенно втягиваться в это самое «начало». Впереди замелькали огоньки свечей. У входа в «начало» стоял человек и давал каждому третьему-четвертому в левую руку свечку, которую тут же и зажигал. Мне свечки не досталось.

Несколько минут мы брели по длинному темному коридору, словно скованные цепью рабы, предназначенные на продажу. Коридор несколько раз заворачивал, то налево, то направо, многие свечки погасли, мы брели в полутьме, повинуясь указаниям голоса, который время от времени предупреждал: «Теперь направо! Еще раз направо! Прямо! Прямо! Налево!» Цепочка наша змеилась и извивалась, было чувство, что мы уходим куда-то далеко-далеко, вглубь подземного лабиринта.

Наконец велено было остановиться. Через одного повернуться лицом к стоящему сзади. Горящих свечек осталось совсем мало, я едва разглядела пожилого мужчину, кажется, довольно толстого. Теперь велели подойти друг к другу и взяться за руки. Руки у мужчины были пухлые и теплые, он крепко сжал мои и пробормотал: «Тонкие косточки!» Голос тем временем вещал что-то об энергии, которой мы обмениваемся, об энергетическом балансе, который как-то там между нами устанавливается. О том, что тело являет собой преграду между живыми существами, и прикосновение к нему помогает разрушать эту преграду. Всякий индийско-китайско-хипповый бред.

Потом нам сказали сойтись вплотную и обняться. Толстый мужчина растопырил объятия, я обхватила его за шею. Он нежно обнял меня за спину, но – отдам ему должное – не прижимался. От него сильно несло табачным перегаром. Жаловаться не приходилось – от меня, я полагаю, тоже.

Потом мы опять ходили цепочкой и пришли в какое-то просторное помещение и там стояли и гладили друг друга по волосам и по щекам. Все это молча, почти в полной темноте. Я, однако, догадалась, что это мы вернулись в первый зал, хотя надпись над дверью теперь не горела. Потом опять обнимались – втроем, вчетвером, целыми хороводами. Потом велено было сесть на пол, расставив ноги в стороны. Я села в расставленные ноги толстого мужика, а в мои села девушка в шортиках, и так по всему залу. Каждый обнял за талию сидящего впереди, образовалась сплошная плотная человеческая цепь. Такую цепь трудно прорвать полиции во время демонстрации, но тогда это еще не применялось. И еще были разные упражнения, непременно включающие прикосновение друг к другу, но при этом, как ни странно, без всякого сексуального напряжения. А голос бормотал о любви одного живого существа к другому, личной, непосредственной любви каждого к каждому, к его уму, к его душе и к его телу. Призывал не брезговать чужой плотью, не бояться чужого касания, чужой энергии… Только так можно остановить войны, только так воцарится мир на земле…

Ощущение было очень странное. Привычный скептицизм с издевкой выслушивал это шаманское камлание, отстраненно посмеивался про себя. Энергия, энергия, любовь, любовь… Но нечто в этом самом «живом существе», о котором бубнил голос, не могло не отозваться на – пусть искусственно созданную, пусть обманную – атмосферу человеческого тепла и эмпатии. Против воли хотелось поддаться, поверить, раствориться в ней.

Правда, ощущение это испарилось без следа, как только мы вышли из музея.

– Ну, и что это было? – спросила я баронессу.

– Хеппенинг, – выговорила баронесса незнакомое слово, все еще с удовольствием поеживаясь от приятного переживания.

– И чего вы меня сюда притащили? Пообжиматься с чужими людьми?

– Тебе не понравилось? Кто ж тебе виноват, что ты такая дура. Надо было выбирать, с кем обжиматься. Видела, между какими красавцами я стояла?

Тетя спросила меня сердито:

– Чем ты обидела Джулиана? И зачем?

– Я? Обидела? С чего ты взяла?

– Он звонил и очень огорчался, что не понравился тебе.

– Не знаю. Мы прекрасно провели время, он мне все рассказал и показал, даже собственный дом. У него очень красиво, я хвалила.

– Дом тебе понравился. А сам Джулиан?

– И сам ничего. Вполне.

– И вы договорились о новой встрече?

– Пока нет.

– Почему?

– Да в чем дело? Чего ты так беспокоишься? Что тебе этот Джулиан?

– Не мне, а тебе.

– Да ты уж не сватать ли меня собралась?

– Ну а если бы и так? – с вызовом сказала тетя Франци. Она, видно, чувствовала, что поторопилась.

Мне было и смешно, и досадно. Меня уже не раз пытались сватать разные доброжелатели. Видно, девушке в известном возрасте этого не избежать. Я была как раз в том возрасте и принимала эти попытки, в общем-то, спокойно. Досадно было только, что ни одному, вернее, ни одной из свах не приходило в голову спросить, хочу ли этого я? Сватали-то они, а разбираться потом с мужиками приходилось мне.

– Ладно, – сказала я примирительно, – сватай, сватай. Не забудь только его самого спросить, что он об этом думает.

– Он интересуется. Конечно, пока это еще не проект, а только эскиз к проекту. Очень многое зависит от тебя.