Книга Тайная вечеря - Хавьер Сьерра

Разумеется, все беспрекословно повиновались. Не было ни одного монаха, который не понимал бы, что рано или поздно, но смерть ризничего коснется всех. Быть может, поэтому все начали опасаться друг друга. В глазах чужака, вроде меня, в монастыре сложилась невыносимая обстановка. Братья стали сбиваться в группки по территориальному признаку. Монахи с юга Милана не разговаривали с уроженцами его северной части, которые, в свою очередь, избегали общения с теми, кто родился в районе озер, как будто они имели какое-то отношение к ужасной кончине брата Гиберто. Санта Мария раздробилась... и я пребывал в неведении относительно причин этого явления.

В то утро, умывшись и одевшись в полумраке, я понял всю глубину кризиса. Хотя все монахи общины подозревали друг друга, они, похоже, были едины в одном — в необходимости держать меня как можно дальше от своих невзгод. Это объяснялось тем, что больше всего они боялись одного — а именно того, что я как инквизитор мог открыть процесс против их общины. Их приводил в ужас слух о том, что брат Гиберто умер, проповедуя доктрину катаров. Разумеется, никто не осмеливался произнести это вслух. На меня косились, как будто это я заставил повеситься брата Александра, а затем так повлиял на ризничего, что тот повредился в уме. Вот какой дьявольской властью меня наделили!

Однако, что привлекло мое внимание, так это проворство, с которым Виченцо Банделло сумел извлечь выгоду из этих страхов.

Разбудив всех, приор пригласил расположиться вокруг большого ненакрытого стола, который приказал принести в зал возле конюшен. Было очень холодно, помещение освещалось значительно хуже, чем наши кельи. Но именно там, передвигаясь чуть ли не на ощупь, мы стали участниками подготовленного приором плана. Он объявил, что от заутрени до вечерней службы нам всем предстоит молиться, анализировать свои грехи, участвовать в покаянии и публичной исповеди. Когда же день закончится, группа монахов, назначенных им самим, отправится к Галерее Мертвых, чтобы эксгумировать останки брата Александра Тривулцио. Они не только отнимут у земли то, что было ей ранее отдано, но вынесут отнятое подальше за городские стены, чтобы совершить над останками библиотекаря акт экзорцизма — сжечь и развеять по ветру. Точно так же надлежало поступить и с прахом брата Гиберто.

Банделло стремился очистить монастырь еще до наступления ночи. Он, который так свято верил в невиновность брата библиотекаря и даже настаивал на том, что тот пал жертвой заговора, понял: брат Александр жил, отвернувшись от Христа, чем поставил под удар нравственную целостность его приората.

Я наблюдал за тем, как Марио Сфорца, могилыцик, нервно крестился на дальнем конце стола.

Падре Виченцо был серьезен и молчалив, как никогда. В эту ночь он плохо спал. Мешки под глазами опустились почти до щек, придавая ему вид отчаявшегося и опустошенного человека. Отчасти ответственность за столь плачевное состояние лежала на мне. Накануне вечером, когда маэстро Торриани и Папа Александр встречались в Риме, Банделло и ваш покорный слуга пытались понять, что именно означало проникновение в общину двух катаров. Милан, как я ему объяснил, подвергся самому сильному за последние сто лет нападению сил зла. Все мои источники это подтверждали. Вначале приор смотрел на меня недоверчиво, как будто сомневаясь, что недавно прибывший может разбираться в проблемах его епархии, но по мере того, как я излагал свои аргументы, его отношение изменилось.

Я убедил его в том, что странные смерти внутри общины нельзя объяснить простым стечением обстоятельств. Я растолковал ему, каким образом эти смерти были связаны с убийствами паломников в церкви Святого Франциска. Полиция иль Моро предоставила мне основания для подобного утверждения. Ее представители установили, что эти несчастные умерли, не оказав сопротивления, подобно брату Александру. Более того: точным местом преступлений в монастыре францисканцев являлся главный алтарь. Все паломники погибли перед картиной маэстро Леонардо под названием «Мадонна». Это, а также тот факт, что все их пожитки состояли из ковриги хлеба и пачки картинок, и привлекло мое внимание. Содержимое котомок погибших паломников было одинаковым, как если бы это являлось частью какого-то тайного ритуала. Быть может, это неизвестный доселе ритуал катаров?

Я напомнил приору о том странном факте, что именно Леонардо являлся источником всех проблем. Брат Александр умер после того, как позировал ему для портрета Иуды Искариота, и мне было известно, что ризничий также принадлежал к числу симпатизировавших тосканцу монахов. Не говоря уже о донне Беатриче, которой покровительство Леонардо стоило жизни. Как можно было не заметить единой нити, соединявшей эти события? Разве не было очевидным то, что Леонардо да Винчи окружали влиятельные враги, быть может, как и мы, возмущенные его ересью, но способные прибегнуть к насилию, чтобы разделаться с художником и близкими ему людьми?

Это уже привело к жертвам, а вероятность того, что их число возрастет, и заставила меня поговорить с Банделло относительно Прорицателя. Мне кажется, я поступил правильно.

Вначале, пока я объяснял ему, что в Риме уже знают о лавине несчастий, постигших его монастырь, он смотрел на меня настороженно. Я поведал, что высокие инстанции в течение некоторого времени получали сообщения таинственного информатора, который предвещал все ныне происходящее в случае, если работа над «Вечерей» не будет прекращена. По этим донесениям у нас сложилось представление об анониме как о человеке умном, проницательном, возможно доминиканце, скрывающем свою личность из опасения впасть в немилость герцога. Не было никаких сомнений в том, что именно отчаяние подтолкнуло этого человека к действиям против маэстро. Похоже, им руководит навязчивая идея морального и физического уничтожения художника. Одним словом, необходимо как можно скорее установить личность этого человека, чтобы положить конец цепочке смертей и получить неоспоримые доказательства вины Леонардо, которыми, по его утверждению, он располагал.

— Если я не ошибаюсь, падре, отсутствие реакции Рима на предупреждения вынудило его взять дело правосудия в свои руки.

— Но почему, падре Лейр? Что может иметь этот человек против нашего художника? — изумленно вопрошал приор.

— Я много об этом думал и, поверьте, вижу лишь одно возможное объяснение. — Банделло заинтригованно смотрел на меня, взглядом приглашая продолжать. — Моя гипотеза такова: в недалеком прошлом Прорицатель был сообщником Леонардо и даже разделял его еретические взгляды. Возможно, по какой-то причине (ее нам еще предстоит установить) наш человек разочаровался в художнике и решил на него донести. Вначале он был одержим написанием писем в Рим, информируя нас о преступлениях Леонардо против веры и о скрытых в «Вечере» низостях. Однако наш скептицизм привел его в отчаяние, и он решил перейти к действиям.

— К действиям? Я вас не понимаю.

— Не могу упрекнуть вас в этом, приор. Даже я не располагаю пока всеми необходимыми ключами. Однако моя гипотеза обретает смысл, в случае если Прорицатель являлся катаром, так же, как Александр или Гиберто. В течение некоторого времени он считал себя наследником истинных апостолов Христа, и, как и они, терпеливо ожидал Второго Пришествия Мессии. Это мечта каждого bonhomme. Они уверены, что этот день подтвердит истинность их религии в глазах всех христиан. — К этому моменту я уже полностью завладел вниманием падре Виченцо и торжественным тоном завершил свою речь. — Уверен, после долгого и бесплодного ожидания случилось нечто серьезное, после чего Прорицатель утратил веру, отрекся от обетов, воспрещающих «праведникам» прибегать к насилию, и решил кровью отомстить за потерянное с ними время.