Книга Поющая в репейнике - Анастасия Машкова

– Что ты хмуришься? – спрашивал ее Трофим встревоженно.

– Мне нужен Интернет. Я срочно хочу кое-что посмотреть.

Трофим с изумленной улыбкой убирал тарелку.

– Вот это добре. Это уже славное дело. Что ищем?

Он подкатывал кресло к столику и открывал ноутбук.

– Феллини!

– Отличная идея – посмотреть хорошее кино. Давай каждый день смотреть классику?

– Да, Тосик, и правда хорошая идея. А сейчас дай мне посмотреть фотографии Феллини.

Трофим ставил ноутбук Мане на колени, взбивал у нее под спиной подушку.

– Ну конечно, это же вылитый ты, Трофим! Посмотри, вы с Феллини – одно лицо! Феноменально! – Маня трясла рукой и улыбалась в первый раз за много дней.

Трофим смущенно глядел на фотографию киношного гуру. Он ни капельки не был похож на русского дальнобойщика. Но для Мани Седов готов был стать хоть Гаем Юлием Цезарем – только бы она ожила, стряхнула с себя эту страшную оторопь, забыла унижение, боль.

– Ну, что-то еле уловимое… может быть… – мямлил он.

– Да ничего не еле! Патриций, легионер – вот кто ты у меня! – с гордостью заявляла Маня, вручая ноутбук Трофиму. Он краснел и спрашивал, хочет ли она еще сырников?

– Нет, спать буду. Закрой занавески – мешает свет.

Маня снова была апатичной, отворачивалась к стене. Трофим подъезжал к окну и поправлял тяжелую занавеску: апрельское солнце ликовало и дразнило, ложась широкими яркими полосами на постель его любимой.

Трофим не рассказывал Мане о звонках Супина. Впрочем, она сама запретила даже упоминать имя этого человека. Один раз Седову пришлось пригрозить пьяному Полкану, который орал, что намеревается прийти и, если надо, выломать дверь, чтобы объясниться с Маней и «вырвать ее у проклятого инвалида». Тут Трофим не выдержал и, вспомнив все известные ему ненормативные словесные конструкции, эмоционально объяснил, что, не задумываясь, пустит в ход газовый пистолет, с которым не расставался в поездках. И если Супин сомневается в стрелковых качествах соперника, то может приезжать и удостовериться, что Трофим был когда-то одним из лучших стрелков в армии – выбивал десять из десяти.

– Сумасшедший калека! Урод! – выпалил Супин и бросил трубку.

Больше он не появлялся в их жизни…

Трофим нанял сестру милосердия, застенчивую молчаливую женщину. Она не только ухаживала за Трофимом и Машей, но готовила и убирала в доме. А еще она подолгу сидела, шевеля губами, рядом с Маней, которая лежала на спине, запрокинув голову, и смотрела в потолок болезненными горящими глазами. Посиделки эти очень успокаивали Голубцову.

– Мне с вами не страшно, Сонечка. Хорошо… – сказала ей как-то Маня.

– С молитвой все хорошо, – улыбнулась сестра. – Вы бы встали, походили. И Трофиму Евгеньевичу помогли. Он ведь с ног сбился… образно говоря, – Сонечка смутилась.

– Куда он все звонит? – с тревогой спросила Маня, прислушиваясь к голосу Трофима, который говорил в кухне по телефону.

– Про операцию договаривается. Дай-то Бог! – тихо произнесла сиделка.

– В Америке?!

Маня быстро села.

– Да в какой Америке! – отмахнулась Сонечка. – Очень хорошего специалиста порекомендовали вашему брату в московском госпитале. Надеюсь, завтра мы с ним поедем на прием к этому врачу.

Маня стремительно вскочила:

– Поедете? Без меня?! Да что же я лежу, квашня несчастная!

Маня стала судорожно надевать халат, рукава которого никак не хотели слушаться. Впрочем, голова тоже Мане едва подчинялась: казалось, комната пустилась в морское плавание. Покачнувшись, Маня закрыла глаза. Но тут же, сцепив зубы, заставила себя держаться на ногах ровно.

– Правильно, Маша, вот это вы молодец! Ваш брат нуждается в поддержке, – улыбнулась Сонечка.

– Он мне не брат, Соня. Он… мой любимый, самый близкий человек.

– Я знаю, Маша. Знаю, – сестра милосердия кротко и тепло смотрела на Маню.

– А я вот долго этого не знала. Слишком долго… – Маня резко провела ладонями по лицу, отгоняя слезы – первые слезы за пять беспросветных недель.

Маня вышла из комнаты и тихо подошла к двери кухни, за которой Трофим жестко и деловито говорил кому-то:

– Да, квартира невелика, вы правы, но она в идеальном состоянии – это первое. И второе – она прекрасно расположена. Близость к метро и в то же время – парк, вся инфраструктура…

Вдруг он осекся.

– Д-да, продажа срочная, – задумчиво сказал он и тяжело вздохнул. – Хорошо, я понимаю, что из-за срочности покупателей выбирать не приходится. Давайте подождем еще пару дней, и, если желающих на мою однушку больше не окажется, я соглашусь на эту скидку. – Он положил трубку, и Маня открыла дверь.

– Ты твердо решил продавать квартиру, Тосик? – растерянно спросила она.

Седов резко дернул коляску, увидев растрепанную, бледную и невероятно встревоженную Маню.

– Да, Манюнь, тут, кажется, решается вопрос с операцией. Деньги нужны… Но ты, ради Бога, не беспокойся! Я ведь снимать могу жилье. Если все пройдет удачно, то вернусь к работе, как-нибудь налажу нормальную жизнь. Ну… а если не повезет… то все равно еще куча денег останется, – Трофим отвернулся, подъехал к плите, переставил кастрюльку с одной конфорки на другую.

Холодильник, к которому прислонилась Маня, рыкнул и стал набирать обороты, будто собирался взлететь.

– Что ты несешь, Трофим? Что ты?..

Она подошла к Трофиму, пытаясь поймать его взгляд. Но Седов отворачивался и подносил руки ко лбу, будто закрывался от Мани.

– Это – наш дом, наш общий дом! И наша общая с тобой жизнь. Завтра я поеду с тобой в клинику, и мы сделаем операцию, и ты еще будешь носить меня на руках, как какую-нибудь императрицу. Римские императоры носили своих императриц, как ты думаешь?

– Смешная ты, Манька. Из меня римлянин, как… как… из «уазика» «вольво»! – улыбался и прятал лицо Трофим.

– Помолчи, – она вдруг, резко развернув инвалидную коляску, нагнулась и с силой прижала свои губы к его губам. Трофим попытался отстраниться, процедил:

– Не жалей меня, не надо.

– Помолчи и… поцелуй меня!

Она встала на колени, с силой прижалась к Трофиму, обхватила его руками, будто боясь, что он оттолкнет ее.

– Ну, обними же, обними меня, родной…

Трофим осторожно тронул ее подбородок, стараясь поднять и рассмотреть Манино лицо, залитое слезами, и стал целовать его нежно, с благоговением.

Холодильник вдруг охнул и затрясся, будто в предсмертном припадке.

Маня на миг оторвала свои губы от губ Трофима и, вдохнув как перед рывком, выпалила:

– Когда мы сделаем операцию и начнем обустраивать все в нашем доме, то первым делом выкинем этот жуткий агрегат.