Книга Запретные страсти великих князей - Михаил Пазин

Кстати, у Александра Николаевича действительно был внебрачный сын, рожденный в 1843 году – Евгений Иванович Алексеев, мать которого неизвестна. Во время русско-японской войны 1904—1905 годов он был наместником на Дальнем Востоке. Правда была это или нет, но еще в те времена слухи об этом ходили упорные.

И тут после всей этой истории с Ольгой Калиновской Александр Николаевич узнает истинную причину неблагоприятного отношения отца Марии Гессенской к его сватовству. Оказалось, и с Марией не все так просто. Пока цесаревич флиртовал с королевой Викторией в Лондоне, ездил в Дармштадт свататься, родители навели справки о прошлом семьи герцога Гессенского Людвига II и пришли в ужас. Выяснилось, что почти уже двадцать лет семья Людвига Гессенского находится в центре большого скандала, породившего массу самых невероятных слухов. Дело было в том, что Людвиг женился на шестнадцатилетней принцессе Вильгемине Баденской 23 года назад. После того как у них родились двое сыновей и дочь, супруги взаимно охладели друг к другу и стали совершенно чужими людьми. Неожиданно, через 13 лет после размолвки, Вильгемина родила сына Александра. Не желая прослыть рогоносцем, Людвиг нехотя признал его своим сыном. А ровно через год после этого, в 1824 году, герцогиня родила еще одного ребенка, на этот раз девочку. Ее назвали Марией. Это была та самая девушка, которая пленила сердце Александра Николаевича. По всем европейским дворам ползли слухи, что отцом обоих детей является шталмейстер герцога швейцарский барон Август де Граней, «необычайно красивый француз». Как только эта весть дошла до Петербурга, мать Сашки буквально стала на дыбы. Чтобы ее первенец, наследник престола, породнился с незаконнорожденной дармштадткой. Что тут было делать? Александр втюрился по-настоящему. Николай I понимал, что отказом от брака он может нанести своему сыну еще одну душевную травму, может даже непоправимую. Он уговорил жену, и родители дали согласие на брак своего сына Александра с принцессой Гессенской, пусть и темного происхождения, но все же принцессой. Но как же быть со слухами? Николай I решил эту проблему в своем стиле – он просто запретил своим подданным говорить о происхождении Марии. Лишь после улаживания всех этих дел Александр Николаевич в 1840 году выехал в Дармштадт, чтобы вернуться назад уже с невестой. В Петербурге Марию окрестили по православному обряду, и теперь она стала называться великой княгиней Марией Александровной.

Фрейлина А. Тютчева составила такое описание Марии: «Была она очень высокой, худощавой, хрупкой на вид. Но в то же время – исключительно элегантной, напоминающей изящные фигуры немецких женщин, изображенных на старинных гравюрах. И хотя черты ее лица не были классическими, волосы ее, нежная кожа, большие голубые глаза были действительно прекрасными…» А вот описание Александра II, составленное французским поэтом Готье: «Волосы государя были коротко острижены и хорошо обрамляли высокий и красивый лоб. Черты лица изумительно правильны и кажутся высеченными скульптором. Голубые глаза особенно выделяются благодаря коричневому тону лица, обветренного во время долгих путешествий. Очертания рта так тонки и определенны, что напоминают греческую скульптуру. Выражение лица, величественно-спокойное и мягкое, время от времени украшается милостивой улыбкой». Вот эти два голубоглазых существа – Александр и Мария – и были соединены брачными узами в 1841 году. Жених был старше свой избранницы на шесть лет. Марии шел только семнадцатый год; Александру же стукнуло двадцать три.

Что это была за принцесса – Мария Гессенская? Потеряв мать в девятилетнем возрасте, она все свои юные годы провела почти безвыездно в замке Югенхайм близ Дармшатдта. Она мало кого видела и мало с кем общалась; даже с отцом встречалась изредка. Скромная и нелюдимая барышня обладала несомненной прелестью простоты, которой она порой завораживала светских людей. Именно так случилось во время приезда в Дармштадт Александра Николаевича в 1839 году. Он считал ее умной, а она молчала, потому что стеснялась; на самом деле, ей сказать-то было нечего из-за своей необразованности. По приезде в Россию она оказалась в таком блеске роскоши и среди такого количества людей, каковых у себя в замшелом замке и вообразить не могла. Первые годы она пугалась всего – своей свекрови, свекра императора Николая I, фрейлин, придворных, своей необразованности, неловкости, неумения произвести впечатление, своего незнания русского языка и недостаточного французского. От этого она часто плакала. В общем, это была дикая принцесса.

Современники отмечали, что она была незначительной, малоразвитой немкой, которая помешалась на своем аристократизме (вот он – комплекс незаконнорожденной принцессы!). Она не любила и не уважала Россию, своего мужа не понимала и не ценила. Занималась больше всего вышиванием или вязанием, слушая сплетни о придворных романах, интригах, свадьбах и похоронах. Ее отчуждение, любовь к уединению, надменность, холодность, сухость раздражали всех. Со временем такое ее поведение стало раздражать и Александра Николаевича. Она описала, не ведая о том сама, какой сумбур царил в ее уме: «В моей голове все вперемежку… смех и слезы, благоразумие и сумасбродство, сильные увлечения и мелочность, доброта и желание посмеяться над ближним, а при случае, быть может, даже героизм». На счет «увлечений» – это она зря о себе так – никаких увлечений мужчинами, в отличие от предыдущих императриц, у нее не случалось. И насчет героизма – это явное преувеличение.

Доброе дело Мария Александровна сделала лишь одно – родила государю восьмерых детей. И еще занималась благотворительностью – организацией Красного Креста, например, и всевозможных богаделен. Но это продолжалось недолго – обладая хрупким здоровьем, Мария стала жить в уединении, не участвовала в придворной жизни и подолгу лечилась за границей или отдыхала в имении Ильинском под Москвой.

Все та же фрейлина Тютчева (вот осведомленная женщина!) говорила: «Ее много судили и много осуждали, часто не без основания, за отсутствие инициативы, интереса и активности во всех областях, куда она могла бы внести жизнь и движение». Однако ее можно было и простить – у Марии Александровны было не очень хорошее здоровье, да и многочисленные роды явно не шли ей на пользу. Своего последнего сына, Павла, она родила аж в 37 лет! Кроме того, сырой климат Петербурга не шел ни в какое сравнение с климатом ее родины – Южной Германии, так что Мария Александровна стала страдать астмой и сердечными приступами. К тому же, у нее развился туберкулез. Придворные отмечали, что она страшно похудела и превратилась почти в скелет, покрытый толстым слоем румян и пудры. Опять Александру Николаевичу не повезло в жизни. Неудачи в личной жизни прямо преследовали его.

Все это вместе взятое и привело к охлаждению отношений между Марией и Александром, хотя в первое время он был счастлив со своей женой. Ему к тому времени исполнилось сорок лет – мужчина, можно сказать, в самом соку, а жена не умна, да вдобавок ко всему, подчиняясь требованию врачей, не может исполнять супружеские обязанности. И император (он взошел на трон после смерти своего отца в 1855 году), тяготясь вынужденной воздержанностью, стал искать любви на стороне. Другая фрейлина, А. Толстая, вспоминала, что «император был весьма склонен к многочисленным сердечным увлечениям». Его донжуанский список 1860—1865 годов был, конечно, короче пушкинского (у того в нем было более ста имен), но все же составлял полдюжины женщин. Среди них были фрейлины (куда ж от них денешься!), актрисы и светские дамы. Например, в его любовницах ходили Долгорукая (однофамилица той Долгорукой, о которой мы расскажем ниже), Лабунская, Макова, Макарова, Корацци и так далее. Кто-то высказал замечательную мысль о том, что Александр II был женолюбом, а не юбочником. Он был не сладострастен, а влюбчив; он не пытался удовлетворить свою похоть, как это делал его отец, а искал настоящего чувства. Женщины влияли на этого слабого и впечатлительного человека просто магически.