Книга Дорога в прошедшем времени - Вадим Бакатин

Что мне было делать? Конечно, не в пику сомнениям Михаила Сергеевича, а исключительно по собственной глупости и совести я принял, как теперь совершенно ясно, ошибочное решение баллотироваться в президенты России.

Я не имел морального права отступать после того, как кировчане собрали более ста тысяч подписей. Но, наверное, определяющим явилось мое психологическое состояние. Состояние начальника – отставника, который десятки лет командовал, привык властвовать, а теперь фактически не у дел. По сути, режим советника, в чьих советах не нуждаются. И хотя я никогда не был и сам себя никогда не считал чересчур властолюбивым, тем не менее состояние после отставки было если и не скверным, то уж точно довольно двусмысленным. Мне казалось: я знаю, понимаю, что надо делать. Вижу, что многое 2 делается не так, но был бессилен повлиять на принятие решений. Отсюда, скорее всего, и эта отчаянная авантюрная попытка снова вернуться во власть.

17 мая 1991 года я направил в Центральную избирательную комиссию по выборам президента РСФСР заявление о согласии баллотироваться в качестве кандидата в президенты РСФСР и выступил по первой программе телевидения о том, что мы с Рамазаном Гаджимурадовичем Абдулатиповым, председателем Совета национальностей Верховного Совета РСФСР, согласившимся баллотироваться в вице-президенты, берем на себя всю ответственность, вступая в предвыборную борьбу.

…Никто не может упрекнуть нас, что мы ищем легкой работы в это трудное для народов России и всего Союза время…

Еще не вечер, и судьба России – в руках ее народа.

Как потом оказалось, это были напрасные слова.

Я думал, что смогу решить главный вопрос – сменить конфронтацию между центром и Россией на сотрудничество. Это был ключ к сохранению Союза, ключ ко всему.

М.С. Горбачев сказал мне, что будет соблюдать нейтралитет, но, по-видимому, «болел» за Рыжкова. В ходе выборов я с ним ни разу не встречался и не говорил. Своим советникам и части сотрудников аппарата он разрешил исполнять мои просьбы. Но просьб было немного.

Общероссийскую сеть из доверенных лиц и группы поддержки создавать времени уже не было. Работал только штаб в Москве.

Кто-то предложил посмотреть, как я среагирую на предложение идти вместе с Б.Н. Ельциным вице-президентом. По крайней мере, буквально через несколько часов после того, как я направил заявление в избирком, мне позвонил, как он сказал, по поручению Б.Н. Ельцина Сергей Степашин и попросил конфиденциальной встречи. Встреча тут же состоялась. Я попросил поблагодарить Бориса Николаевича. Сказал, что думать на эту тему уже не имеет смысла, только что мной подано заявление в избирком.

«Прощупывали» меня на предмет избираемости и Г. Бурбулис, другие известные демократы. Я сказал Бурбулису, что в любом случае, когда приму решение баллотироваться, сразу поставлю в известность председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, а главное – я не намерен вести кампанию «против личностей». Работать должны программы кандидатов.

Я считал, что можно провести кампанию без обычной суеты и мишуры, плакатов, листовок, помпезных встреч и тем более без популистских обещаний и заигрывания с различными группами, социальными слоями населения ради голосов. Достаточно донести до людей через средства массовой информации, через теледебаты существо программы и общие жизненные принципы кандидата, а люди сами разберутся.

Но здесь я тоже ошибся. Коммунистическая печать поддерживала Н.И. Рыжкова. Другие средства массовой информации работали на Б.Н. Ельцина. Всех остальных держали в информационной блокаде.

Рассудочно, без эмоций я понимал, что иных итогов выборов, кроме победы Б.Н. Ельцина, быть не может, но в глубине души на что-то надеялся, считал, что смогу составить ему какую-то конкуренцию. Во всех остальных я не видел серьезных конкурентов, участие Н.И. Рыжкова считал ошибкой. В итоге – ошибся сам и проиграл всем.

Первый и единственный раз за всю жизнь я писал заявление о приеме на работу в июле 1960 года: «…прошу принять меня на работу мастером-строителем с окладом по штатному расписанию…» А через 31 год написал второе заявление уже «в президенты».

Со всех сторон эксперты давали советы, приводили аргументы. Нарастание в обществе пессимизма и тревоги… Глубокие разочарования и в Горбачеве, и в Ельцине… Несоразмерный популизм российского правительства, в связи с чем ни одна из широко разрекламированных акций не реализована: ни жилищная, ни земельная реформы, ни приватизация. Эффективность управления российским хозяйством близка к нулевой, что в такой же мере, естественно, относится и к бессильному кабинету Павлова.

…Опираясь на эти настроения, эксперты советовали мне предложить программу политика, способного консолидировать «левых» и «правых». При этом важно не выставлять себя конкурентом Б.Н. Ельцина или Н.И. Рыжкова, а аккумулировать все лучшее, что есть в текущей политической жизни. Это совпадало с моими убеждениями. Были советы отмежеваться от М.С. Горбачева.

Мне представлялось несколько вариантов программ. Но я ни на кого не могу «спихнуть» даже часть вины за свой проигрыш, ибо все принципы программы выбрал сам.

Семь принципов, семь первых дел, семь социальных групп, поддержку которым в первую очередь должен оказать президент. Три семерки. Трижды семь. «Очко». Коротко и, как мне казалось, ясно.

Но уже первые встречи показали, что в «очко» я не попал, был явный «недобор». Хотя в то же время не было ни одной встречи и ни одного выступления, где бы я почувствовал, что проиграл, что меня не поняли, не поддерживают, не сумел ответить на вопросы.

Принцип экономии средств, ресурсов и времени, который я с самого начала навязал своему штабу, действовал и в отношении поездок. Времени было очень мало. Объять необъятное нельзя.

Бежать галопом в день по две области нехорошо. Планирование было гибким, на два-три дня вперед, не более. Сорвалась в последний день только поездка в Кемерово. Теледебаты затянулись за аэрофлотовское расписание полетов. И честно говоря, я боялся, что Кемерово будет не за меня, а за Бориса Ельцина.

Начал с Вятки. На машине проделал тысячекилометровый путь по России. Киров, Котельнич, Кикнур, Нижний Новгород, Владимир, Лакинск, Москва. Потом Ленинград, Брянск, Новозыбково, Ижевск, Глазов, Краснодар, Воронеж, Волгоград, Тюмень. Ездили только туда, куда нас приглашали. Обязательным условием было предоставление прямого телеэфира для ответов на вопросы телезрителей. Это было везде.

Многочисленные микрофоны, теле-, кино– и фотокамеры, сопровождающие лица, а кое-где и ГАИ со спецсигналами формировали такую «свиту», которая, безусловно, вызывала раздражение и скорее давала обратный эффект… Сразу свели все это к минимуму.

Везде опирался на своих доверенных лиц, которые работали на совесть. И я перед всеми в долгу. Все было четко организовано.

Одним словом, работа была проделана. Я бы не сказал – большая или малая. Нормальная. Какого-то перенапряжения, гонки, суеты не было. Но и результат известен.