Книга Бизнес в стиле Romantic. Отдавай все, не считаясь ни с чем, чтобы создать нечто более великое, чем ты сам - Тим Леберехт

Лучше всех это чувство передает «Амиш-футуристка» – альтер эго Алексы Клэй, о которой мы говорили во второй главе. Через социальные технологии «Амиш-футуристка» распространяет «пророчество об отказе от техники» и проповедует «аналого-кочевой образ жизни». В разговоре о новых технологиях Алекса задается вопросом: зачем нам все это? Что это добавит в нашу жизнь? Она называет свою позицию сократической: обсуждая технологию с моральной точки зрения, она может задавать программистам экзистенциальные вопросы. Но она появляется на конференциях в своем костюме амиша и говорит мягким голосом (на недавней встрече в Берлине она привела 500 руководителей IT-компаний в замешательство, представив речь о «силе пахты»{225}, поэтому никогда не выглядит агрессивной или неприятной. «Все меня любят, – сказала она мне. – Им очень интересно поговорить с “настоящим” амишем». «Амиш-футуристка» завела даже аккаунт в твиттере, хотя и с большой неохотой. «Мы отправляем наши твиты телеграфом в Индию, а оттуда их уже выкладывают в Сеть. Социальные медиа – это мерзость».

Писатель Чарльз Ю жалуется, что больше не может влюбиться в технологию. Он признается: «Чем сексуальнее становятся технологии, тем меньше у меня к ним чувств»{226}. Он вспоминает, как он любил открывать папку «входящие» электронной почты.

«Открылась целая сеть каналов, которая соединяет то, что находится внутри моей головы, с тем, что осталось снаружи. И эта сеть стала частью внутренней картины мира. У физического мира появилось еще одно измерение – неощутимое, но все же реальное».

Ю кажется, что проблема в том, что технологии стали слишком хороши для нашего мира. Он с сожалением вспоминает о «пространстве возможностей, когда казалось, что на этом экране теоретически могло произойти все, что угодно».

Обычному человеку технологии нужны, чтобы сделать мир более предсказуемым, нанести информацию на карту и расширить свою зону комфорта. Романтику же нравится открытость и двусмысленность, он хочет расширить свою зону дискомфорта и найти в ней себя самого. Он не считает технологию чем-то утилитарным; хочет найти причудливые красоты мира, ностальгировать и удивляться. Именно этим чувствам обучают в Нью-йоркской школе поэтического программирования. Это арт-проект, который учит студентов использовать компьютерные технологии, чтобы создавать не имеющие применения, но красивые работы{227}. Большинство взрослых студентов уже имеют опыт программирования или дизайна, но некоторые из них приходят из совсем других сфер: в числе учеников школы есть битбоксер и доктор юридических наук. Основатели школы говорят, что хотят поддержать все странное, непрактичное и волшебное. Их девиз таков: «больше поэзии, меньше презентаций», ведь «презентация следует конечной цели», а ценность стихов – в их «эстетическом и эмоциональном влиянии». В числе первых проектов – программа Eyewriter, которая позволяет рисовать граффити глазами, и Sonic Wire Sculptor, использующая среду 3D‑моделирования для создания музыки.

Такие инновации ценны уже тем, что они напоминают о минутах из прошлого, когда мы жили чистой радостью творчества. Мы любим, когда нам напоминают: мы и те, кем мы хотим быть, – это одно целое. Левое и правое полушария мозга, наука и искусство, разум и сердце – это одно целое. Мы добавляем старых школьных знакомых в друзья на Facebook, мы ищем на Google Earth те места, где когда-то уже были; слушаем на Spotify песни, которые любили подростками; смотрим на iTunes фильмы, любимые с детства. Прустовское «воспоминание» в виртуальном мире становится сильнее и мощнее. Наконец-то эху нашей жизни есть где прозвучать. Первая дружба, поцелуй, любовь, машина – мы пытаемся вернуть невинность «первого», когда все казалось таким свежим и многообещающим и жизнь была одной большой возможностью.

Представьте, как изменилась бы наша жизнь, если бы мы пошли вслед за незнакомцем, с которым обменялись взглядами в метро.

В молодости мы не всегда это осознаем, но когда становимся старше, то понимаем, что непрожитые жизни лежат на наших плечах намного более тяжелой ношей, чем жизнь прожитая. «Я был ранен во всех тех битвах, которых избежал», – пишет в своей «Книге беспокойства» («Livro do Desassossego») португальский писатель Фернандо Пессоа.

Эта «старая рана» (ностальгия по новым и старым союзам) находит выражение в рыночных трендах. Снова поднимаются маленькие, частные производители. Они возрождают традиционные искусства и ремесла, инженерию в стиле «сделай сам», потому что они ищут настоящего ощущения работы, без отчуждения, возникающего между работником и его продуктом. Изобретательство, штучное производство, ремесло вошли в моду, появляются все новые и новые ярмарки; в зданиях университетов и корпораций возникают хакерспейсы – места, где собираются люди со схожими интересами.

Например, сеть «пространств для ремесленников» TechShop дает своим членам возможность «что-то делать». Чуть больше чем за 100 долларов в месяц они получают доступ к цехам, промышленному оборудованию и программам, на которых могут разрабатывать собственные прототипы. Джим Ньютон, основатель и глава этой компании, радуется тому, что традиционная, «длинная до абсурда» дорога от идеи до продукта резко сократилась{228}. У него есть примеры историй успеха: например, устройство для кредитных карт Square было разработано в одном из его цехов. Но главная ценность его компании, считает Ньютон, в том, что она позволяет людям работать над своими идеями. С TechShop сотрудничают многие крупные компании, в частности General Electric и Ford. Они пытаются вернуть в свою работу инновации и сделать собственные производства более похожими на цеха. Для ремесленников новое – это хорошо забытое старое.

Хотя ностальгия – это старая, незаживающая рана, исследования показали, что она может помочь нам в переходные периоды, спасти от скуки и одиночества, сделать более щедрыми к незнакомцам{229}. Возможно, поэтому ностальгия находит все большее выражение на широком рынке. Кажется, что инновации воплощают будущее, но самые главные из них напоминают нам о первобытных человеческих желаниях. Планшеты удовлетворяют наше желание потрогать все самим, а социальные сети – нашу потребность делиться новостями. Эти новые продукты и сервисы ведут нас в будущее, и в то же время они воссоединяют нас с прошлым, возрождая его романтику.