Книга Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И видеть, и слышать все то, что ушло, —
Пусть много веков с той поры протекло.
Время от времени в усадьбе, в лесу и в поле они начали встречаться и беседовать с разными интересными людьми, которых вызывал к ним Пак. Один из них был нормандским рыцарем-завоевателем, другой – центурионом римской армии, еще один – строителем и художником эпохи Генриха Седьмого, и так далее, и тому подобное, как описано в моей книге «Пак с Волшебных холмов».
На следующий год ребята снова встретились с Паком, и хотя они сделались намного старше, значительно умней и оставили детскую привычку бегать босиком, Пак не забыл старой дружбы и познакомил их еще со многими персонажами минувших дней.
Он остался верен своему обычаю стирать у них из памяти все, что они узнали во время их общих прогулок и бесед, но в остальном ни во что не вмешивался, так что Дан и Уна могли свободно беседовать в саду и в парке с самыми необыкновенными личностями.
В историях, которые вы прочтете, я и собираюсь рассказать об этих встречах.
Возьми в ладонь земли родной —
Английский честный перегной —
И тихо помолись за всех,
Кто в землю лег, – не только тех,
Кто память долгую сердец
Стяжал как царь или мудрец, —
За всех, кто умер и забыт
И вместе с пращурами спит:
Прижми их прах к своей груди,
Жар лихорадки остуди!
Пусть эта горсть земли родной
Утешит скорбь души больной,
Пусть от нее навек пройдет
Горячка мыслей и забот
И стихнет тщетная борьба
С судьбою смертного раба, —
Чтоб ты постигнул наконец,
Как добр и милостив Творец.
Проснись весною до зари
И первоцветов собери,
Не позабудь в июньский день
О розах, прячущихся в тень.
Левкой осенний во дворе,
Вьюнок в холодном декабре:
Они – орудья волшебства
От Пасхи и до Рождества,
Твоя подмога в трудный час,
Лекарство лучшее для глаз.
Доверься им и успокой
Взгляд, отуманенный тоской,
И ты сокровище найдешь
В родных долинах – и поймешь,
Забыв про грустный календарь,
Что каждый из живущих – Царь!
Перевод Г. Кружкова
Перевод Г. Кружкова
Когда Дан и Уна уговаривались пойти гулять до завтрака, им и в голову не приходило, что сегодня как раз утро Иванова дня. Они только хотели увидеть выдру, которая, как говорил Хобден, охотилась в ручье, а подкараулить ее можно было лишь на рассвете. Когда они на цыпочках выбрались из дома, было еще удивительно тихо, и только часы на церковной башне пробили пять раз. Дан сделал несколько шагов по усеянной росой лужайке и, взглянув под ноги, решительно сказал:
– Я думаю, ботинки стоит поберечь. Они, бедняжки, тут насквозь промокнут!
Этим летом детям уже не разрешали ходить босиком, как в прошлом году, но ботинки им мешали, поэтому, сняв и повесив их за связанные шнурки на шею, они весело пошлепали по мокрой траве, на которой так непривычно, не по-вечернему, тянулись длинные тени. Солнце поднялось и порядочно пригревало, но над ручьем еще висели последние клочки ночного тумана. Напав на цепочку выдриных следов, они пошли за ними вдоль берега между зарослями сорных трав и заболоченным лугом. Вскоре след свернул в сторону и сделался неотчетливым – словно полено волокли по траве. Он привел их на Лужайку Трех Коров, оттуда – через мельничную плотину к Кузне, потом – мимо хобденовского сада и, наконец, потерялся в папоротниках и мхах у подножия Волшебного холма. В чаще неподалеку послышались крики фазанов.
– Ничего не выйдет! – воскликнул Дан, тычась туда и сюда, как сбитая с толку борзая. – Роса уже высыхает, а Хобден говорит, что выдры запросто преодолевают много миль.
– Мы тоже преодолели много миль, – сказала Уна, обмахиваясь шляпой. – Как тихо! Сегодня будет настоящее пекло! – Она оглядела долину, где еще ни одна труба не начинала дымить.
– А Хобден-то уже поднялся! – Дан показал на открытую дверь домика у Кузни. – Как ты думаешь, что у него сегодня на завтрак?
– Один из этих, наверное. – Уна кивнула в сторону большого фазана, гордо шествовавшего к ручью. – Он говорит, что они недурны на вкус в любое время года.
В нескольких шагах от них откуда ни возьмись выскочил лис, испуганно тявкнул и бросился наутек.
– Ах, мистер Рейнольдс, мистер Рейнольдс[1], – произнес Дан, явно подражая Хобдену. – Если бы я только знал, что кроется в твоей хитрой голове, каким бы я был мудрецом!
– Знаешь, – прошептала Уна, – бывает такое странное чувство, как будто это все уже с тобой было? Когда ты сказал «мистер Рейнольдс», я вдруг почувствовала…
– Не объясняй! Я почувствовал то же самое.
Они переглянулись и разом умолкли…
– Погоди! – снова начал Дан. – Я, кажется, начинаю соображать. Это связано с лисицей… То, что случилось прошлым летом… Нет, не могу вспомнить!
– Минуточку! – воскликнула Уна, пританцовывая от волнения. – Это было перед тем, как мы встретили лисицу в прошлом году… Холмы! Волшебные холмы – пьеса, которую мы играли – ну же, ну!..
– Вспомнил! – крикнул Дан. – Ясно как день! Это был Пак – Пак с Волшебных холмов!
– Ну конечно! – радостно подхватила Уна. – И сегодня снова Иванов день!
Молодой папоротник на пригорке зашевелился, и оттуда вышел Пак – собственной персоной, с зеленой камышинкой в руке.
– Доброе утро, волшебное утро! Какая приятная встреча!
Они пожали друг другу руки, и тотчас же пошли вопросы-расспросы.
– Вы перезимовали недурно, – подытожил наконец Пак, осмотрев ребят с ног до головы. – Вроде ничего такого худого с вами не приключилось.
– Нас заставляют носить ботинки, – пожаловался Дан. – Гляди, у меня ноги совсем не загорели. А пальцы как жмет, знаешь?
– М-да… без ботинок, конечно, другое дело. – Пак повертел своей загорелой, кривой, волосатой ногой и ловко сорвал одуванчик, зажав его между большим и указательным пальцами.
– Я тоже так умел прошлым летом, – сказал Дан и попробовал повторить, но у него не получилось. – И в ботинках совершенно невозможно лазить по деревьям, – добавил он с досадой.
– Какая-то польза от них должна быть, раз люди их носят, – глубокомысленно заметил Пак. – Пойдем в ту сторону?
Они не спеша двинулись к полевым воротам на другом конце покатого луга. Там они помедлили, точь-в-точь как коровы, согревая спины на солнышке и прислушиваясь к жужжанию комаров в лесу.
