Книга Охотницы - Элизабет Мэй

— Ее единственный сын замешан в скандале с девушкой, которую она считает совершенно неприемлемой, — осторожно формулирую я. — Я понимаю, почему она так резка. Скажи ей, что я сожалею обо всем, что случилось.

Кэтрин кивает.

— Скажу. Пожалуйста, пришли записку, когда тебе станет лучше. Иначе я буду волноваться.

Она уходит, шелестя платьем. Единственный звук, который я слышу, не считая моего быстрого сердцебиения.

Гэвин кладет руки мне на плечи и мягко разворачивает к себе. Он смотрит на меня, и глаза у него очень синие, яркие и обеспокоенные. Он обнимает меня за талию и привлекает к себе. У меня вырывается слабый стон, и он прикасается ладонью к моему лбу.

— Мне послать за доктором?

— Он не поможет.

Я поворачиваю голову, и его пальцы соскальзывают с моей щеки на ключицу, под ожерелье с сейгфлюром.

— Значит, это от фейри. Так ведь?

Я позволяю себе отдыхать рядом с ним, поскольку не способна ни на что другое. Я слишком слаба, чтобы оттолкнуть его.

Я киваю.

— Одна из гончих.

— Понятно.

Что ему понятно? Он предложил сердце и руку женщине, которая всегда будет изранена, окровавлена или в синяках. Я никогда не избавлюсь от своих шрамов, да никогда и не хотела избавиться. Они всегда будут со мной, впечатанные в кожу. Ордена за мой успех, награды за убийства.

Я поворачиваю голову и встречаюсь с Гэвином глазами.

— Я не хочу выходить за тебя, — шепчу я. — Это ужасно с моей стороны?

— Вовсе нет, — тихо говорит он. — Я тоже не хочу на тебе жениться.

Глава 24

Я просыпаюсь рывком, отчаянно пытаясь вдохнуть и барахтаясь в промокших от пота простынях. Чьи-то руки грубо хватают меня за плечи и прижимают к подушкам.

Я потрясенно смотрю на Киарана. Вкус его силы мягко оседает у меня на языке, ничуть не поглощая. Черты его лица теряются в сумраке, едва видимые в тусклом свете уличных фонарей, что проникает в открытое окно. От него пахнет вереском и весной — с намеком на свежесть дождя от мокрой одежды, в которой он прижимается ко мне.

— Ты что тут делаешь?

Во рту у меня пересохло. Говорить и даже двигать губами было больно.

— Я же сказал, что вернусь.

Я сглатываю. Горло ощущается так, словно его исполосовали ножами.

— Ты сказал, что навестишь меня, а не атакуешь.

Киаран отпускает меня.

— Я пытался тебя разбудить. Ты металась во сне и раздирала раны.

Я дотягиваюсь до кнопки у кровати, и лампа возле двери со щелчком включается. Мягкий свет заполняет комнату и окутывает сияющую кожу Киарана нимбом чистого золота.

Мой взгляд задерживается на его губах, и я думаю о сегодняшнем дне. О том, как он гладил шрам на моей спине, как мое тело прижималось к его телу после нашей битвы…

«Нет, не думай об этом!»

Мне нужно отодвинуться от него. И как можно дальше! Я сбрасываю покрывало с ног и пытаюсь встать. Получается только со второй попытки. Спотыкаюсь, но мне удается удержаться на ногах, схватившись за столик у кровати.

— Итак, — дрожащим голосом выдаю я, — ты здесь. — Я снова смотрю на него и теряю способность связно мыслить. — В моей… спальне.

О черт! О черт, я совершенно не продумала этого, когда он сказал, что придет сюда. Подобных ситуаций мои уроки этикета не покрывали. В книге мисс Эйнсли не было главы «Что нужно делать, когда джентльмен посещает леди в ее личной комнате».

Киаран устраивается на кровати — на моей кровати! — и рассматривает меня со своим привычным нечитаемым выражением. Его не должно было тут быть. Он наверняка знает, что люди не ночуют вот так…

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Отлично.

А он и должен быть настолько красив? Проклятье, у меня болит голова!

— Чай! — выпаливаю я, ухватившись за первый пришедший на ум отрывок уроков мисс Эйнсли. — Ты любишь чай? Хочешь, я его заварю? Я всегда пью чай со своими гостями.

О господи, да что со мной не так?

— Кэм…

— Не говоря уж о том, — продолжаю я, не в силах остановиться, — что в моей спальне постоянно бывают гости. Которые мужчины. Э… То есть фейри. — Я взмахиваю рукой в сторону гардеробной. — Кроме Деррика, который… ушел.

Черт побери, мне не стоило отсылать Деррика. В предвкушении прибытия Киарана я велела проверить, не появилось ли у его связных новой информации относительно baobhan sìth, а на такие задания у пикси, как правило, уходит вся ночь. А ведь он мог бы быть здесь, мог велеть Киарану подняться с этой чертовой кровати и наложить мне швы.

— И он, знаешь ли, будет отсутствовать довольно долго. — Я хватаюсь за столик, чтобы удержаться на ногах. — Так что…

Проклятье, я даже думать связно не могу!

— Мне жутко жаль, но я забыла, о чем говорила.

Киаран лениво перекатывается с боку на бок, происходящее его явно развлекает.

— Мы одни, без этого надоедливого пикси, — говорит он. — И ты спрашиваешь меня о чае по причине, которую я не могу разгадать.

Одни… Кто знает, что я могу натворить, учитывая, что со мной не так. Я могу сделать нечто смехотворное или что-то, о чем пожалею. Ну, пожалею больше, чем о том, что уже наговорила.

Меня пронзает внезапным холодом. Я обхватываю себя руками и, спотыкаясь, иду к камину. Зубы стучат. Тепло — вот что мне сейчас нужно. От тепла все станет лучше. Я тянусь к выключателю, чтобы зажечь камин, но пальцы онемели и не слушаются.

Ноги подгибаются, но Киаран оказывается рядом. Он обхватывает руками мою талию и, застыв, смотрит на меня. Боже, какие у него потрясающие глаза! Я вижу каждую искру, каждую сияющую в них звездочку.

— У тебя глаза светятся, — бормочу я. — Ты знаешь, что они светятся? Как чертов уличный фонарь.

— Мне воспринимать это как комплимент или как критику?

— Как наблюдение.

Мягкий вздох едва не срывается с моих губ, но я вовремя себя одергиваю. Да что за ерунда? Я очарована феей?

— Отпусти меня, — говорю я, прежде чем успеваю всерьез задуматься над этим.

Я пытаюсь оттолкнуть Киарана. Если я очарована, мне лучше держаться подальше от него. Что, если я превращусь в бездумное чудовище и начну его лапать?

— Насколько я вижу, ноги тебя не слушаются, — говорит он. И на миг прикасается ладонью к моему лбу. — И лихорадка сильнее, чем раньше. Мне нужно вынуть шипы.

Как может быть лихорадка с температурой, когда мне так жутко холодно? Мне отчаянно хочется прижаться к нему, обхватить руками. Он такой теплый. Нужно отстраниться. Нужно. Я не могу.