Книга Речи любовные - Алиса Ферней
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя усталый вид.
На самом деле ему хотелось сказать: «Ты неплохо выглядишь», но он не смог. Получилось бы, что он шутит над ней. Иную глупую ложь не предлагают тому, кого любят. Она и без него знала, что не в форме.
— Я устала, — просто ответила она.
— У тебя нет причин, — прошептал он. Вырвалось ли у него это неосознанно, или он и впрямь был хамом? Если бы не желание помириться, Бланш вспылила бы. Ну как он мог говорить такое? И тут же осадила себя — не время было выяснять отношения.
— Не знаю почему, но я потеряла сон. А поскольку работы невпроворот… — Тут она чуть не расплакалась, как во время вечеринки. Ей стало жаль себя.
— Ты не больна?
Он хорошо изучил ее и знал: она хранит молчание, не желая дать волю слезам. И тогда он подошел к ней вплотную, положил руку на спину и сказал:
— Давай поплачь.
Она бросилась ему на грудь и разрыдалась.
— Прости, прости меня, — доносилось сквозь слезы. Чувствуя, как он водит рукой по ее позвоночнику, она расслабилась.
— Я люблю тебя, — горячо проговорила она. Никогда еще она не была в этом так уверена. Для этого сначала пришлось осознать, что она его потеряла…
— Никогда еще я не любила тебя так, как сегодня.
— Я тоже тебя люблю и никогда не переставал любить.
Она уже стала понемногу успокаиваться.
— Даже когда ты лишилась рассудка! — добавил он.
Она улыбалась. Ей и невдомек было, что творится в душе мужа. А он ликовал! Жена вернулась к нему! Он больше не брошенный, не упустивший своего счастья! Не бессемейный одиночка, от которого требуются только деньги. Он стал тем, кто не утерял веры в любовь. Тем, кто был дальновиднее. Тем, благодаря которому возможно счастье.
Они шли под руку. Она говорила все, что приходило в голову:
— А я сегодня прогнала одну мамашу! У Сары были вши! Пришлось перестирать все подушки! Мелюзина снова напилась, не понимаю, куда смотрит Анри. А Пенелопа выходит замуж. — Он удивился. Она стала рассказывать. Они смеялись. Она воспользовалась этим, чтобы выдать заветное: — Я хотела бы обвенчаться с тобой.
Жиль покачал головой. Она настаивала:
— Ну пожалуйста, для меня.
Они опять смеялись. Он придумал отговорку:
— Дай мне время свыкнуться с этой мыслью. Она поцеловала его. Он сказал:
— Я пешком.
И они пошли дальше.
— Как раньше! — произнес он, счастливый тем, что завтра с самого утра увидит дочь.
— Увидишь, как Саре идет короткая стрижка.
Странная это была фраза: из области военной стратегии. С одной стороны, внимание к нему, с другой — тонкий расчет. У Бланш была козырная карта: ребенок. Стоило ли пренебрегать этим?
Они подошли к дому. Из них двоих она больше думала о женщине, с которой он ужинал. Полина…
— О чем ты думаешь? — в конце концов удивился он.
— О том, как я счастлива, — солгала Бланш.
— Я тоже.
Полина Арну солгала. Вышло превосходно. Опасность пересилила чувства. И при этом даже не зарделась, как за ужином с Жилем.
— Я рад за тебя. Это добротный журнал для профессионалов.
Она солгала, что у нее покупают рисунок, а это было вовсе не так уж безобидно. Пришлось лгать дальше.
— Какую же цену тебе предложили? Так мало? Надо бы попросить побольше. Хотя не в этом суть.
Вести разговор на пустом месте оказалось труднее, чем она предполагала.
— Я умираю от усталости.
— Сейчас ляжешь. Мы почти приехали. Я сам поставлю машину в гараж.
Она хотела было предложить поехать с ним, как обычно, но желание остаться одной перевесило участливость. Они помолчали.
— Где вы ужинали? — спросил Марк. Тут она не стала ничего придумывать.
— И что же, хорошо там кормят?
Она отделывалась односложными ответами.
— Сколько лет этому типу?
Она подумала: лгать, уродовать подлинные события, выдумывать — дело нехитрое. А вот как объяснить, почему ужин так затянулся… Нельзя было также допустить, чтобы память подвела ее и она случайно забыла о том, чего не было, но о чем она уже сказала. Потому она и старалась говорить самую малость и не отважилась назвать возраст.
— Ну как тут узнаешь? Между тридцатью пятью и сорока пятью.
— Моего возраста? — спросил Марк.
— Старше, — ответила она правду.
У нее было странное ощущение, что она участвует в каком-то фильме, действие которого происходит наряду с ее подлинной жизнью. Это было нечто противоположное моменту истины.
— Ну, вот и приехали, — проговорил Марк, останавливая машину перед их домом.
— Пока, — бросила она и побежала ко входу. Его руки любили в ней нечто больше, чем ее физический облик. Как только она исчезла за дверью, он отъехал. А что с ней было дальше, он не узнал, как и о том, что было в начале вечера. Она, как сумасшедшая, ринулась домой, разделась, натянула ночную рубашку, почистила зубы, разобрала постель, легла и закрыла глаза. При звуках поворачиваемого в замочной скважине ключа она сжала кулаки, притворилась спящей. Марк бесшумно лег рядом и заснул первым. Но могла ли она спать? Образы, картины закружились перед ней.
На следующее утро Жиль Андре с Бланш вместе повели дочку в детский сад. Сара поочередно поднимала сияющее лицо то на отца, то на мать. Каждый держал ее за руку. Пройдя по краю западни и не угодив в нее, они выглядели победителями, заклинателями злых духов. Полина увидела их как раз в ту минуту, когда они счастливо улыбались друг другу. Это было как гром среди ясного неба! Она тут же вообразила, что он все рассказал жене. Мысль о том, что Бланш знала об их вчерашней встрече, была невыносима. Какими глазами должна была смотреть Бланш на нее, предавшую своего мужа! Ей сделалось дурно, она стала под цвет пальто. В панике она заторопилась. Теодор удивленно взглянул на мать, та с застывшим выражением лица погладила его по щеке. Жиль двинулся ко входу в класс и, проходя мимо, поздоровался. Он вел себя как ни в чем не бывало. Полина задохнулась. Перед ней был мастер владения собой, не теряющий присутствия духа ни при каких обстоятельствах.
— Добрый день, — проговорил он голосом, не имеющим ничего общего с тем магическим голосом, который был у него вчера.
Он сумел подобрать именно тот тон, которым отцы и матери разговаривают друг с другом в детском саду. Бланш тоже поздоровалась с ней — теплее обычного, поскольку со вчерашнего дня они были знакомы.
