Книга Разлучница - Кристина Леманн

Допевая последние строчки песенки Полли Пичем из «Трехгрошовой оперы», он принес ее наверх, в спальню. Когда он положил трепещущую от возбуждения Жасмин на кровать, все свои возражения и размышления она отложила на потом.

Тем временем Северин постучал в дверь Жасмин и, не получив ответа, взялся за ручку, но тут же отступил назад. Наморщив лоб, он задумчиво брел в сторону их общей с Николь спальни.

— А что мы, собственно говоря, тут делаем? — оторвавшись от Фалька, спросила Жасмин.

— Я слушаю твое дыхание, — ответил он. Она чувствовала его лоб и нос на своем предплечье, его руку, подкравшуюся под одеялом к ее животу.

Стояла глубокая ночь. В окне появился серп луны.

— Но я хочу поговорить об этом, — сказала она. — Мы, женщины, всегда должны говорить об этом. Фальк, ты знаешь, что я…

— Жасмин, я знаю, ты любишь Северина. Не беспокойся, я всё равно не гожусь в женихи.

— Почему, позволь спросить?

— У меня нет денег.

Когда он услышал смех Жасмин, его рука, лежавшая на ее пупке, вздрогнула.

— Деньги? Но мне не нужны деньги. Я их сама зарабатываю.

Фальк погладил ее живот.

— Хорошо.

— Не очень много, конечно, но мне хватает. На эти деньги и могу купить машину, хотя приобрести такие часы, как у тебя, мне не под силу. Но кто знает: может, однажды я смогy позволить себе купить и более дорогие вещицы.

— Эти часы покупал не я — это мамин подарок на тридцатилетний юбилей. Я бедный человек, разодетый в дорогие вещи. Это правда.

Жасмин прижалась к нему и положила руку на его грудь.

На ее вкус, у Фалька было слишком много волос, но в эти мгновения ей нравилась его кучерявость. Фальк рассмеялся и снова обнял ее.

ГЛАВА 14

Когда Фальк проснулся, первые лучи солнца уже пробивались сквозь шторы на окне. Жасмин еще спала. Он осторожно встал с кровати, готовый к тому, что бы задуматься о своем будущем. Собрав разбросанную по полу одежду,

Фальк вышел и оделся в своем кабинете. Ему пришлось еще раз вернуться в спальню, чтобы забрать часы, лежавшие на тумбочке.

Восходящее солнце выглядывало из-за юго-восточной части дома и озаряло спальню своим нежно-розовым светом.

Жасмин проснулась. Из-под одеяла на него уставились два изумрудно-голубых глаза. Ее лицо лучилось неповторимой улыбкой.

Фальк присел на край кровати, отложил часы в сторону и нежно взял протянутую к нему руку Жасмин.

— Мне нужно съездить на пару дней в Берлин, — сказал он, убирая волосы с ее лица.

— Но…

— Речь идет о моем будущем.

Самые разные мысли одна за другой пронеслись в голове Жасмин.

— Фальк, а ты не мог бы… взять меня с собой? — Она привстала. — Мне все равно нужно в Берлин. Глория хочет, чтобы я вернулась в агентство. Я буду готова через полчаса. И еще мне нужно сдать машину, которую я взяла в аренду на вокзале Ростока. Я думаю, тебя не затруднит заехать туда вместе со мной. — Вдруг ее лицо омрачилось. — Ой, нет, ничего не получится. Николь хочет сегодня пойти на примерку своего свадебного платья, а я пообещала пойти с ней. Может быть, мне лучше отказаться? — И она снова засияла.

Фальк чувствовал невероятное напряжение и дрожал как осиновый лист. Жасмин ничего не замечала. Она была поглощена своими мыслями. Вдруг ее лицо снова стало хмурым.

— Нет, все-таки не получится. Мы хотели взять с собой Роню в Росток. Ей срочно нужно купить какую-нибудь одежду на свадьбу.

— Жасмин, — произнес Фальк, стараясь не выдавать своего волнения. — Я очень ценю твое желание совместить твои планы с моими. Но будем откровенны. Я ведь для тебя мужчина второго сорта. Ты должна идти своей дорогой, к своей цели, и я больше не буду стоять у тебя на пути. Я… я от чистого сердца желаю тебе только счастья.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

Через двадцать минут она услышала, как Фальк завел машину и выехал со двора Пеерхагена. Переезжая через одноколейку «Молли», он вдруг вспомнил, что забыл очень важные для него бумаги. Чертыхаясь, он повернул назад. Неслышно подъехать к дому было нельзя, но тихо войти в него и подняться по лестнице в свой кабинет вполне возможно. Через приоткрытую дверь в спальню он увидел, что кровать была пуста. Фальк взял со стола огромную папку с чертежами проектов кухонь и собирался уже незаметно выскользнуть, как вдруг услышал голоса, доносящиеся с террасы.

Он подошел к распахнутому окну и посмотрел, вниз. Жасмин и Николь завтракали на свежем воздухе. Фальк видел, как Николь помахала каким-то листком бумаги, похожим на чек, и, положив его на стол ближе к тарелке Жасмин, сказала:

— Теперь мы с Северином можем спокойно играть свадьбу, не так ли?

Он резко отступил от окна. Жасмин подкупили? Вот почему она намекала, что скоро станет богатой! Фальк даже знать не хотел, во сколько она оценила «любовь всей своей жизни». Если деньги для нее имели большую ценность, чем любовь, то он больше не хотел видеть ее. Ему достаточно было узнать о самом факте, чтобы избавиться от чувств, которые он испытывал к этой женщине. Всю свою симпатию, нежность, печаль — абсолютно все! — он готов был разрушить в одно мгновение.

Платье было просто великолепно, и Николь выглядела в нем по-королевски.

— А тебе не кажется, что оно длинновато? — Николь пыталась увидеть свои ноги в спадающей на пол шелковой тафте, расшитой золотом.

— Нет, — успокоила ее Жасмин. — Если ты выпрямишься и наденешь эти же туфли, то от платья до пола останется как раз два с половиной сантиметра. Это как раз то, что надо.

— А эти складки на животе? Я в нем слишком толстая.

— Ты шутишь!

Жасмин сидела в маленьком кресле, сделанном на заказ в Росток-Ройтерсхагене, и умирала от скуки.

Казалось, что эта демонстрация живота Николь никогда не закончится. Роня успела уже опустошить вторую тарелку с печеньем, которую заботливо наполняла горничная. Швея ловко сметывала булавками декольте переливающегося золотом платья — мечты любой невесты.

Жасмин, наблюдая за примеркой, еще больше утвердилась в мысли, что она никогда не будет играть свадьбу с такой бессмысленной роскошью. «На венчании в наряде невесты должно присутствовать что-то старое, что-то новое, что-то чужое и что-то синее», — любила повторять тетушка Гортензия, жена деревенского мясника. В викторианском оригинале это звучало так: старое — для семьи, новое — для будущего, синее — как символ верности, чужое — как символ дружбы, а серебряная монета воспринималась как подтверждение благосостояния только что родившейся семьи.

Для Николь имело значение только последнее.

Ну почему она не поехала сегодня утром с Фальком в Берлин, не переставала спрашивать себя Жасмин. И Глория была бы довольна. Почему сегодня, проснувшись в постели Фалька, она дала запугать себя его заявлениями о том, что он для нее мужчина второго сорта? Жасмин не могла поверить, что он смирился с этим. Когда же она встала и оделась, он уже уехал.