Книга Шутки в сторону - Оксана Обухова

— Назар! — Не меняя темпа и решительного настроя, я врезалась в дверь. — Назар! Я иду к тебе!

— Да, — раздался из-за двери тихий и сонный голос.

Я ворвалась в номер, пробежала гостиную и замерла на пороге спальни. У меня создалось впечатление, что я заскочила внутрь шикарной ювелирной коробочки. Если бы не безупречный стиль и цвет, отделку спальни можно было бы назвать варварски роскошной. Все сверкало и отливало шелком и лаком. Ощущение внутренности коробочки для брильянтового кольца создавал, прежде всего, потолок — он был обит, утянут в нежно-голубой шелк, причем не просто, а складками, собирающимися в вогнутую розетку над полукруглым пологом кровати.

Стены спальни были такого же цвета, цвета утреннего неба с крошечными веточками распускающихся плодовых деревьев. Мебель имела благородный оттенок слоновой кости, над огромной круглой постелью прозрачными струями спускался балдахин, он создавал атмосферу уюта и неги. Зеркала сверкали всюду. Через открытую дверь ванной комнаты я увидела внушительную овальную ванну с золотыми прибамбасами и такими же зеркалами. Мыть их не перемыть…

Туполев, раскинув руки, лежал на кровати и смотрел в потолок. На потолке, в центре вогнутой розетки, оказывается, прикрепили круглое зеркало. Назар смотрел в потолок и видел там Софью. У меня же сложилось впечатление, что, войдя в эту комнату, их величество рухнули-с на постель, успев снять только ботинки.

— Что случилось, где горит? — сонно спросило величество потолок.

— Надо поговорить, — все еще озираясь и исследуя спальню, бросила я. — Это что, такой президентский номер?

Обычно, насколько я знала, Назар останавливается в президентских апартаментах, и не потому, что любил шикануть, а потому, что эти номера, как правило, самые просторные, удобные, лучше обслуживаются и имеют самый потрясающий вид из окна. Туполев ценил прежде всего функциональность.

— Нет. Президентский еще не готов. Это номер для новобрачных. Хочешь поменяться? — И зевнул.

Честно говоря, не отказалась бы. Но, вспомнив, что дела меня сейчас занимают важные и далекие от всяких пустяков, лишь покосилась на мраморный мини-бассейн с золотыми прибамбасами и тихонько вздохнула.

— Я думал, ты не захочешь выделяться среди твоих друзей, — кряхтя и поднимаясь, предположил Назар. — Так что там у тебя горит?

— Гошу надо посадить за общий стол.

— Зачем? — Туполев подошел к туалетному столику, потрогал небритую щеку и покрутил головой. — Побриться, что ли…

— Назар. Ты меня слышишь? Гошу надо посадить за общий стол.

— За-чем? — также раздельно повторил магнат, все еще разглядывая в зеркало свой подбородок. Мне показалось, что он намеренно усердствует перед зеркалом, дабы не смотреть на меня. Что-то раньше я не замечала за его величеством таких манер — на свое отображение по пять минут смотреться…

— Так надо. Так будет лучше.

— Для кого?

— Для всех. Что тебе, лишней тарелки жалко?

— У тебя информация появилась или догадки? — развернувшись наконец ко мне, хмуро спросил Туполев.

— Интуиция. Просто вопит, — соврала я. Обманщица из меня аховая, но, если речь идет о психическом здоровье друга, вру так органично, что мхатовец старой школы обзавидуется. Актерское мастерство всплывает из темных глубин подсознания и выдает на-гора такой результат, что Назар Савельевич, матерые сыщики и милицейские генералы принимают мои слова на веру.

— Интуиция? — переспросил Туполев. — И о чем она вопит?

— О том, что Гоше надо ужинать вместе со всеми.

— Хорошо, — спокойно произнес Назар и взял из шеренги сотовых телефонов на тумбочке один мобильник. Нажал на пару кнопочек, дождался прохождения набора и буркнул: — Антон, распорядись, чтобы накрыли еще на одного человека… Да, Стелькин, — и посмотрел на меня: — Довольна?

— Очень, — призналась я и, скользнув взглядом по нарядным шторам, направилась к выходу. — Рубашку и костюм советую сменить…

— Давай, давай, лети отсюда, — беззлобно фыркнуло их величество. — Без сопливых обойдемся…

Туполеву в этом году стукнуло сорок, мне исполнится двадцать шесть, так что намек на разницу в возрасте принимается без натяжек.

Я вылетела из номера для новобрачных легкокрылой птицей удачи и вприпрыжку спустилась по лестнице. Из стилизованной под рыцарский замок столовой с высокими потолками доносилось тихое позвякивание расставляемых приборов, до ужина оставалось не более пятнадцати минут.

— Гоша, — влетев в бандитский номер, с порога бухнула я, — ты ужинаешь со всеми. Жора, прости, но посадить за общий стол ожившего покойника как-то в голову не пришло. Гошик, одевайся, собирайся, ты в основной сборной…

— А я не хочу! — строптиво заявил Стелькин.

— А надо, — сурово отрезала я. — Не драные джинсы есть?

— Есть! — упер кулаки в бедра стилист. — Все есть! Но я не пойду. Я буду ужинать здесь, с моим другом. — И с размаха опустил руку на могучее плечо Минотавра.

Минотавр поднял на парикмахера благодарные глаза и через секунду скосил их в мою сторону, уже без всякой благодарности.

Не знаю, чем бы закончилась патовая ситуация, — то ли я побежала бы обратно к Туполеву и не успела перед ужином даже нос припудрить, то ли силой впихнула бы стилиста в целые джинсы (нос и при этом раскладе остался бы с блеском), — но слово взяла милейшая Полина Аркадьевна.

— Гошик, — произнесла она, — ты очень выручишь, если сядешь за ужином рядом со мной. Мне так страшно, Гошик…

Как все-таки богата Российская земля и особенно селения — женщинами! Через сто лет богатство России не Сибирью прирастать будет, а наследниками, воспитанными этими женщинами! Боже, дай им здоровья и терпения. Мудростью ты их уже наградил.

Гошик расправил худенькие плечики и кротко согласился:

— Я готов. К труду и обороне.

— Браво! — похвалила я и попеняла друзьям на неосмотрительность: — Вы беспечно заперли себя в этой комнате. По отелю уже вовсю бродят подозреваемые, так что не знаю, как вы будете к своим гардеробам пробираться…

— Мне велено явиться после особой команды, — напомнила Полина. — Так что, когда все соберутся в столовой, я прошмыгну.

— Переодеться успеешь?

— Угу.

— А ты, Гошик?

— Я пойду сейчас. На мой счет никаких особых распоряжений не поступало.

— Тогда двинули. Чао, голуби, не увлекайтесь.

Я вышла в коридор, притягивая за рукав Стелькина, дабы не ускользнул.

На белоснежной крахмальной скатерти сверкало серебро, играл хрусталь и лаково поблескивал фарфор. Яркие пятна небольших круглых букетиков оживляли стол и будили аппетит. Гости проходили мимо шеренги официантов, застывших возле дверей с каменными лицами и салфетками, накинутыми на согнутые руки.