Книга Комендантский час - Вероника Иванова

Цветок не хочет отрываться, но я настойчив. Тяну изо всех сил, пока что-то не лопается с противным «чпоком».

— Рихе!

Кто-то кричит? Ну и пусть. У меня сейчас есть дело поважнее.

— Любит. Не любит. Любит. Не любит…

Лепестки закончились. Как-то слишком рано и неутешительно. Неужели она права? Неужели меня никто не любит?

Нет, быть такого не может. Не помню ни одного лица или имени, но совершенно точно должен найтись хоть кто-то. Обязательно должен. Иначе зачем я вообще затеял это гадание?

Нужна еще одна. Вон та, которая выглядит пожирнее.

— Рихе, хватит стоять столбом! Сделай что-нибудь!

Пальцы запутываются в зелени. Она какая-то слишком скользкая, с первого раза не ухватить. И живая. Натурально живая: цветки все время разбегаются в стороны. Или это сама клумба от меня уворачивается?

Врешь, не уйдешь!

— Рихе!

Что-то захлестывает шею.

Лента.

Широкая. Холодная. Мокрая.

Затягивается. А потом давит-давит-давит…

Пол здесь явно неровный: спина чувствует себя неуютно. Ямки какие-то, бугорки. Дырки? Да, пальцы за что-то цепляются. И проваливаются.

Решетка. По крайней мере, вокруг именно она: прутья уходят прямо в потолок. Слева, справа, за головой.

Клетка.

Зачем? Почему? Какого черта? Кто-то захотел пошутить? Не припомню, чтобы среди моих знакомых были весельчаки такого рода. Избить могли запросто. Если не повезет, даже убить. Но чтобы запирать? Нет, у нас сажают под замок только того, с кого можно получить деньги, а я в этом смысле более чем бесполезен.

Наверное, ошиблись. Спутали. Ну ничего, стоит только появиться местному надзирателю, все выяснится. Правда, как только это произойдет, ошибка будет исправлена. Единственно возможным и совсем не радостным для меня образом.

Так может, лучше пока и не трепыхаться?

Нет, поздно. Уже идут.

Шаги неторопливые, размеренные. Останавливающиеся ровно напротив.

— Это или невероятное стечение обстоятельств, или лучшее представление, которое я видел в своей жизни.

Голос мужской и даже как бы знакомый. Слышанный совсем недавно. Звучит не враждебно, а почти по-приятельски.

— Но ты же не дашь верный ответ?

А меня разве о чем-то спросили? Или спрашивали?

Все очень смутно. Разговор какой-то был, помню. Невнятный и непонятный. И я в нем участия вроде бы не принимал, потому что…

Ну да. Не знал, что говорить.

Не… знал?

Все лицо в поту: ладони сразу становятся липкими. Тепло здесь. И душно. Так душно, что я мокрый весь, с головы до пяток. И совершенно…

Голый?

Ага. Ни клочка ткани. Нигде. И это не очень-то приятно осознавать. Хотя стесняться, наверное, нет смысла. В конце концов, тот, кто стоит у меня за спиной, тоже мужик и…

А мужик ли?

Голову я поворачивал медленно. Так медленно, как только мог, видимо надеясь, что все происходящее мне снится и вот-вот должно развеяться, как туман. Зря старался: высокая фигура по ту сторону решетки никуда и не думала деваться.

— Твое тело слишком долго адаптируется. Но не ты сам.

У него внимательный взгляд. И у его осьминога — тоже. Только, в отличие от человека, моргающе-мигающий.

— Не встречал таких раньше.

Знаешь, дядя, могу сказать ровно то же самое.

— Тебе будто все знакомо заранее.

Да неужели? Я в самом деле выгляжу невозмутимо? Что-то не верится. Хотя, в данном конкретном случае чему удивляться-то? Схватили, притащили куда-то, заперли, чтобы не сбежал, — вполне понятная схема, известная с доисторических времен. Куда интереснее причины и, конечно, последствия. Правда, и их довольно легко предположить.

Мужик пролетал мимо брошенной базы, решил посмотреть что к чему, пошарить по сусекам. Нашел меня — того, кого по определению там быть не могло. Задался вопросами на эту тему, а пока искал ответы, прихватил добычу с собой. Если и есть другие детали, то общую картину они изменят несущественно.

А последствия… Они, увы, тоже вполне очевидны.

Оптимистичный вариант: за меня потребуют и получат выкуп. Пессимистичный: пустят в расход. И если учесть, что я похитителям содействовать ничем не могу, второй путь развития событий пока намного вероятнее первого.

Так что да, дядя, мое нынешнее положение меня ничуть не удивляет.

— Возможно, я последовал твоему плану, доставив тебя сюда.

Как там говорила толстуха? Ты, дядя, слишком сложно думаешь.

— Но в чем именно он заключается? Что ты намереваешься сделать?

В данный момент? Ничего. Да и потом, похоже, буду делать точно то же самое. Единственный расчет, что меня хватятся и начнут искать. Надеюсь.

— В эфире царит молчание. Будто тебя никогда и не было.

О, значит, не хватились. И не ищут. Может, и вообще не станут. Спасибо, порадовал.

— Двенадцать стандартных суток, и никаких телодвижений со стороны Империи.

Это я столько был в отключке? Долго, ничего не скажешь. Контрольный срок прошел, как говорится.

— Напрашивается только один разумный вывод. Твоя миссия имеет значение государственной важности.

Зачем он всю эту чушь мне рассказывает? Хочет услышать подтверждение? Нет, скорее себя убеждает. Потому что лоханулся, а признавать не хочет. Вот и придумывает на ходу шпионские страсти там, где они и не ночевали.

— И ты ее исполнишь во что бы то ни было.

Дядя, ты в своем уме? Ой, вряд ли. Потому что все твои слова уж больно похожи на мантры. Ты говоришь о том, что хочешь видеть. И говоришь с такой уверенностью, будто нарочно программируешь события.

— И никто не сможет тебе помешать.

Как-то странно прозвучало. Не с огорчением, а наоборот. Можно подумать, что дядя с осьминогом чему-то искренне обрадовался.

— Моя королева сказала, что если из-за тебя случится еще хоть что-нибудь, она перестанет быть моей королевой.

Великая будет потеря? Не уверен. Особенно если вспомнить выражение лица бритоголового перед тем, как он повернулся, чтобы уйти и бросить напоследок:

— Ты уж не подведи.

Фантазеры они здесь все, поголовно. Выдумщики. Из мухи готовы сделать слона, а из такого олуха, как я…

Может, все от того, что им скучно живется? Научно-технический прогресс зашкаливает, технологии позволяют творить чудеса направо и налево, даже пальцами шевелить не нужно, только думать, вот и бесятся с жиру. Ищут себе игрушки подиковиннее, как мой знакомый блондин, например.