Книга Звездун - Эндрю Холмс

Впечатляющее собрание, подумал Джек. Таксофонная карточка, когда-то принадлежавшая Силкотту, не шла с ним ни в какое сравнение.

Джо называл себя эзотерическим коллекционером. Его не интересовали причуды рынка, и он собирал только предметы, имеющие отношение к старым делам. Его гордостью было знамя Хики. Джо мечтал найти что-нибудь, связанное с Джоном Маквикаром, знаменитым в шестидесятых годах грабителем, который впоследствии стал журналистом, однако он вполне довольствовался тем, что было в его коллекции. Как правило, он ни с кем не менялся.

Тем не менее Джо познакомил Джека с другими любителями сувениров от заключенных, надзирателями, которые были бы рады, если бы им в руки попалось хоть что-то имеющее отношение к Кристоферу Сьюэллу. Джек рассчитывал на выгодный обмен. Может, намекнул он коллекционерам, у кого-нибудь есть вещи Дэвида Коупленда, взорвавшего начиненную гвоздями бомбу в Сохо[22]. Произошло это позже интересующего Джо периода времени; все же предметы, имеющие отношение к этому заключенному, высоко ценились в определенных кругах. Или ему удастся заполучить вещицу Роберта Модзли[23], британского Ганнибала-Каннибала, который, как гласила легенда, до сих пор жил в недрах Уэйкфилдской тюрьмы. Как бы там ни было, Джек полагал, что, когда ему удастся собрать достаточное количество вещей, связанных с Кристофером Сьюэллом, он не только обретет репутацию знатока в этой области, но и сможет обменивать их на сувениры от других знаменитых зэков. При этой мысли ему хотелось радостно потереть руки. А теперь, когда с ним поделилась секретом журналистка, возможности стали поистине безграничными.

Джек решил проверить это и на следующую встречу захватил с собой журнал «Дерзость», который его дочь выудила из глубин платяного шкафа. В списке сотрудников, работавших над номером, он увидел имена журналистки и заключенного, художественного редактора и менеджера по рекламе.

Надзиратель улучил минуту, когда они, как обычно, сидели в комнате только втроем, вытащил журнал и попросил их расписаться возле своих имен. Журналистка слегка замялась и спросила:

— Это для вашей личной коллекции, Джек, не так ли? Больше никто не увидит?

Пришлось ее заверить, что так оно и есть, и только после этого Блондинка поставила подпись и передала журнал Крису, который нацарапал свое имя, даже не задумываясь. Надзиратель забрал журнал, застенчиво поблагодарил и сразу же спрятал его в пластиковую папку — для надежности. Он мысленно поаплодировал себе — так ловко все получилось.

К этому сувениру Джек добавил несколько заявок заключенного на посещение его родственниками или знакомыми, подписанных Крисом. В коллекцию также отправились телефонные карточки Сьюэлла, старая тюремная рубашка, на которой он попросил Криса расписаться, и несколько деревянных поделок из мастерской.

А больше всего Джек мечтал заполучить фото. Его коллекция росла, и надзиратель чувствовал, что фотография не только сама по себе станет ценным экспонатом, но будет свидетельствовать о том времени, которое он провел с Крисом и журналисткой. Хорошо бы сняться на память, вместе, втроем. Так как Крис и, что важнее, журналистка до сих пор охотно шли ему навстречу, наверняка они не будут возражать против еще одного маленького одолжения.

Но когда Джек обратился к ним с просьбой, Крис сказал «нет» еще до того, как Блондинка успела произнести хоть одно слово. Впрочем, это нельзя было назвать категорическим отказом. Сьюэлл просто произнес:

— Знаете что, Джек, не сейчас, ладно? Еще не время.

Журналистка удивленно посмотрела на заключенного, а Джек сердито сунул фотоаппарат в карман.

Глава 28

На следующий день звоню Рассу, и мы быстро договариваемся. Разговор действительно получился коротким, я думал, что беседа продлится дольше. После того, как я кладу трубку, подготовка продолжается.

Извините, я что-то пропустила? Подготовка?

Все верно. Подготовка. Помните восьмой пункт в моем списке? Я вламываюсь в дом Огрызка и испражняюсь на его постель. Подобные операции требуют подготовки. Неужели вы думаете, что я забыл про него? Конечно, нет. С ним еще не покончено.

Я сижу на диване и смотрю телевизор. Идет телешоу Опры Уинфри, но самой Опры на экране нет. Вместо этого психолог беседует с жертвой изнасилования о чувстве вины, которое она испытывает.

Она чувствует себя виноватой, потому что неправильно опознала человека, и того посадили. Мало того что женщина стала жертвой изнасилования; она переживает из-за того, что отправила за решетку невиновного. Наверняка ей сейчас очень плохо, хотя по виду не скажешь. Либо шоу Опры снимают через специальную дымку, чтобы на экране у участников не были заметны морщинки, либо там работают лучшие в мире гримеры, потому что лица мужчины и женщины кажутся сделанными из кремового пластилина. Даже пристально всматриваясь в лысеющего психолога, я не вижу ни морщин, ни мешков под глазами. Он как минимум лет на двадцать старше меня, однако в сравнении с ним я выгляжу потрепанным и осунувшимся.

Впрочем, сейчас меня это не волнует. Я еще приведу себя в порядок, только прежде надо кое-что сделать.

Смотрю на психолога и жертву изнасилования и размышляю о своем появлении в телепередаче. Наступит понедельник, я приду в студию и увижу этот большой ящик, камеру, с подмигивающим наверху красным глазком. Сколько людей, которых я знаю или знавал когда-то, заметят вдруг на экране знакомое лицо и подумают: «Я его где-то видел», прежде чем вспомнят: «Да это же Кристофер Сьюэлл!»

Старые друзья, старые учителя, бывшие подружки, коллеги, бывшие коллеги, продавщица из магазина, Тоби Торп, Ким Кроуфорд, охранник, который никогда не здоровается, Том Варне, блондинка из лифта, Джефф Кларк, дядя Джек и тетушка Джин… все они смогут меня увидеть.

Но больше всего я хочу, чтобы меня увидела Сэм. Я хочу, чтобы она сидела перед телевизором, пила чай, смотрела «Счастливый понедельник» с Феликсом Картером и думала обо мне, о том, как я на него похож.

И вдруг, как раз в тот миг, когда Сэм подносит ко рту кусочек жареного цыпленка, на экране появляюсь я. Она застывает в изумлении, и вниз падает капелька кетчупа.

Нет, только не кетчуп, Сэм его не любит.

Тогда просто котлета по-киевски. Сэм удивленно замирает, видит, как я счастливо улыбаюсь, замечает, что я прекрасно выгляжу с новой стрижкой и — это очень важно! — что я похож на Феликса Картера, факт, подтвержденный национальным телевидением. И она захочет меня вернуть. Все очень просто. Вроде одного из тех грандиозных поступков в День святого Валентина, о которых пишут в газетах: рекламный щит на Пиккадилли-Серкус с признанием в любви или самолет, за которым тянется лента с предложением руки и сердца. И Сэм захочет меня вернуть.