Книга Проигрыш - дело техники - Сантьяго Гамбоа

Впервые за много дней действительность обращалась с ним не враждебно, однако Силанпа не спешил задавать вопросы, боясь услышать горькую правду и снова остаться в одиночестве.

Он закончил мыться, оделся и вышел в гостиную. Моника дала ему пончо, чтоб не мерз.

— Сейчас напою тебя горячим сиропом.

Она тоже нервничала, но Силанпа почувствовал себя в безопасности, а былые сомнения и боль куда-то ушли.

Моника вернулась из кухни с чашкой и села на диван рядом с ним.

— Почему ты это делаешь? — спросил Силанпа и затаил дыхание.

— Ты что, не посмотрел на себя в зеркало? Кожа да кости! Есть хочешь?

— Нет, спасибо.

— Когда ты ел в последний раз?

— Перед тем как поехать к тебе, — соврал он.

— Ну, так… много приходится работать?

— Как обычно. Ты мне не ответила, почему это делаешь.

— Я делаю это для себя, и хватит задавать дурацкие вопросы! Поговорим завтра, на свежую голову.

После этих слов Силанпа предположил, что они будут спать вместе. Тем не менее он остался сидеть, как изваяние, не осмеливаясь поднять глаза на Монику.

— Тебя в редакции не ругают за такие длинные волосы?

— Я уже несколько дней не хожу в редакцию. Работаю в «поле».

— Все, больше пока не рассказывай. Давай спать!

— Давай.

— Тогда ложись.

Они улеглись друг подле друга, и Моника погасила свет.

— Не спрашивай меня ни о чем, — сказала она. — Только знай, мне тебя не хватало.

— И мне тебя.

— Мне завтра рано уходить, а ты можешь оставаться здесь сколько хочешь.

— У меня с утра много дел.

— Приедешь обедать?

— Не знаю.

— Если приедешь, я дам тебе ключ, потому что меня не будет до вечера.

— А ты хочешь, чтоб я приехал?

— Конечно, хочу, бестолочь! Ты ведь мне еще ни о чем не рассказал!

Силанпа лежал рядом с Моникой, весь напрягшись, боясь шевельнуть даже пальцем, чтобы, упаси бог, не коснуться ее.

— Спокойной ночи, — пожелали они друг другу.

13

Сусан вышла из душа, включила фен и принялась сушить волосы перед зеркалом. Густой пар в ванной комнате закрывал от нее Рунчо, наблюдающего за ней через приотворенную дверь. Его особенно привлекали голые женские ягодицы. Он стал неслышно приближаться, на ходу расстегивая брюки. Внезапно Сусан почувствовала, как чья-то рука зажала ей рот, а вторая протиснулась между ног. Она замычала и, пуская слюни, попыталась укусить эти костистые пальцы, одновременно ощущая, как в промежность тычется что-то холодное. Сусан стала вырываться и услышала шепот у себя над ухом:

— Подрыгайте ножками, мамита!

В ту же секунду она схватила стеклянный флакон с одеколоном и через плечо что есть силы треснула им по чужой голове.

— Получи, ублюдок!

Веки у Рунчо опустились, как металлические жалюзи, обмякшее тело брякнулось на плиточный пол. Сусан выбежала из ванной, торопливо оделась и бросилась наутек.

На улице лил сильный дождь. Она остановила такси и назвала водителю свой домашний адрес, но после передумала и спросила:

— А вы можете отвезти меня за город?

— Конечно — если вы заплатите по двойному тарифу, плюс комиссия за пересечение городской черты, наценка за удаленность от семейного очага и прогонные на питание. К этому добавится небольшая сумма страховки по болезни и несчастному случаю, а также вознаграждение за риск, если пункт назначения находится в зоне действия партизан или террористов.

— Это в районе Сисги.

— Так, погодите-ка, дайте вспомнить. Кажется, именно там сейчас свирепствует лихорадка денге, а еще, это… проходит фронт боевых действий ФАРК, разве не так?

— Заплачу сколько скажете, только поехали побыстрее!

— Должен предупредить вас, сеньора, что вам придется уплатить наценку за удаленность. До Сисги путь недолгий, но, да будет вам известно, я отношусь к той категории мужчин, которые очень привязаны к своей семье.

— Повторяю, заплачу сколько скажете!

Сусан смотрела в окно на проносящиеся мимо покосившиеся строения Пятнадцатой карреры, которые затем сменились загородными микрорайонами с благоустроенными дворами, простирающимися в сторону от шоссе.

— Вас не затруднит включить музыку?

— Конечно, сеньора, и мой долг проинформировать вас, что стоимость этой услуги включена в базовый тариф. Может быть, вы отдаете предпочтение какой-то радиостанции?

— Нет, мне все равно.

Позади следовало другое такси, в котором Силанпа объяснял шоферу:

— Я не знаю, куда они едут, приятель, но мне очень важно не упустить их!

— Дела сердечные?

— Да, и личные. Держитесь за ними и не теряйте из виду!

Всю дорогу Сусан курила сигарету за сигаретой, откинувшись на спинку сиденья. На подъезде она показала водителю нужные повороты и вышла у ворот «Земного рая».

— Всегда к вашим услугам, сеньора, желаете квитанцию об оплате?

— Не надо, обойдусь.

Она зашла в калитку и скрылась за кустами, окружающими территорию клуба. Через минуту на то же место подъехало такси Силанпы.

— Приехали, хефе, сколько я вам должен?

Шофер подсчитал на бумажке и назвал сумму.

— И я еще не включаю сюда езду по грунтовой дороге!

— Вы очень добры.

Силанпа отыскал в бумажнике карточку временного члена клуба и толкнул калитку. Время близилось к полудню, и перед домом стояли только два автомобиля.

Он вошел в раздевалку и получил ключ с номером шкафчика. Пока снимал с себя одежду, пытался спланировать свои действия при встрече с Сусан. В парилке защипало глаза от густого горячего тумана, насыщенного запахом эвкалипта. Силанпа зажмурился, а когда открыл глаза, увидел на скамье напротив Сусан; она лежала на полотенце.

— Вы еще существуете? Невероятно! — промолвила она, не глядя на него. — Вы так упорно цепляетесь за жизнь, что это вызывает уважение!

— Жизнь — единственное, за что мне осталось цепляться, — ответил Силанпа, подсаживаясь к ней. — Я живучий, как кошка, потому-то мои враги меня и уважают.

— Вы же не думаете, что я имею какое-то отношение…

— К тому, что сделали с моей машиной? Да, думаю, но приехал поговорить с вами не об этом.

— Ну, так вы ошибаетесь! Я прочитала об этом в газете и поняла, что вы слишком часто суете нос в опасные дела. Похоже, вам нравится осложнять себе жизнь. — Она оперлась подбородком на согнутые в локтях руки. — Вы не настоящий натурист, а потому не понимаете нас. Мы не приемлем насилия и манипуляции человеком, как деяний, диаметрально противоположных философии натуризма.