Книга Афинский синдром - Александр Михайловский

4 июля (22 июня) 1877 года. Утро. Марсель, Франция.

Майор Оливер Джон Семмс.

Сегодня Великий день — День Независимости некогда моей страны. Когда-то это был светлый праздник свободы для всех американцев. Но потом он стал символом тирании Севера и безраздельного господства янки. И вот сегодня, если все получится, этот день будет первым шагом на пути к свободе — свободе моего любимого Юга от тирании Севера.

Ровно неделю назад я прибыл в Константинополь в составе делегации САСШ, в которой я числился помощником моего отца, адмирала Рафаэля Семмса. Пока глава делегации, бывший президент САСШ генерал Грант пьянствовал, я видел, как мой отец перекинулся парой слов с канцлером Югороссии мистером Тамбовцевым. Всего лишь несколько слов, но как много они значили.

А на следующий день, 28 июня, отец вышел из гостиницы, и куда-то исчез почти на весь день. Правда перед этим он приказал мне оставаться в номере, и отвечать всем, что ему нездоровится и он никого не принимает. Вернулся отец только вечером, причем с небольшим саквояжем, которого при нем не было, когда он уходил. Заперев дверь, он попросил меня присоединиться к нему на вечерней прогулке. Немного попетляв по христианскому кварталу Константинополя, мы убедились что за нами нет слежки, и направились в сторону бывшего султанского дворца Долмабахче, в котором сейчас располагалась русская администрация. Немного походив с отцом по городу, я понял, что русские, «взяв на копье» Стамбул, обращаются с турками куда гуманней, чем янки с нами, своими соотечественниками-южанами. В городе иногда встречались патрули русских солдат и греческих ополченцев, но находились они там не для унижения и подавления турок, а для поддержания идеального порядка. Как это все непохоже на Атланту, Ричмонд или Чарльстон.

По кривой и узкой улочке мы подошли к неприметной железной калитке в стене, окружающей дворец. Постучав, отец сунул в приоткрывшееся окошечко маленький картонный прямоугольник. Нас немедленно пропустили внутрь, и со всей вежливостью сопроводили во дворец. Там отец представил меня пожилому русскому офицеру, которого я уже знал, как мистера Тамбовцева — канцлера Югороссии.

Мы все мечтали о том, что в один прекрасный день Юг обретет долгожданную свободу. Но только при этой встрече я понял, что эта надежда имеет шансы сбыться. И я с радостью согласился сделать то, о чем попросили меня мой отец, и мистер Тамбовцев.

На следующее утро я уже всходил по трапу на «L'Anadyr», корабль французской компании «Messageries Maritimes», ходивший по маршруту Индия — Марсель с заходом в Константинополь. И вот я в Марселе.

Пестрая гавань средиземноморского порта. Синее море, крики чаек, ароматы пиний и цитрусовых деревьев… Горы на горизонте, цепочка островов в море. На одном из них, если мне не изменяет память, провел долгие годы заключения герой мсье Дюма граф Монте-Кристо. Неправедно осужденный, лишенный всего, он смог, пусть и через много лет, восстановить справедливость. И, если все получится, то же будет и с моим любимым Югом.

Будь у меня время, я бы насладился местными красотами, и обязательно сплавал к этим островам. Но я приехал сюда не для отдыха. Нанимаю фиакр, и еду на нем на вокзал. Господин Тамбовцев дал мне план Марселя и предупредил, чтобы возница ни в коем случае не сбился с указанной дороги. И действительно, он зачем-то поворачивает налево. Я достаю шпилечный револьвер Кольта и показываю ему, после чего он говорит мне, «пардон, мсье», и возвращается обратно. И действительно, без дальнейших приключений я оказываюсь на вокзале.

И вскоре я уже сажусь на ночной поезд Марсель-Бордо, и далее до Аркашона на фиакре. В Арканшоне, согласно инструкции, договариваюсь с рыбаком, и он, удивленно посмотрев на меня, отвозит меня на своей лодке до пляжа на мысе Сан-Ферре.

— Вы сумасшедшие янки, — говорит он, — сейчас же вода холодная, что там делать?

Он прав и не прав одновременно, янки действительно сумасшедшие, но я-то не янки. И у меня в кармане лежит инструкция, которая говорит, что мне делать дальше. Согласно этой инструкции, я располагаюсь на пляже. Темнеет. В море поблизости нет ни одного корабля, но инструкция есть инструкция. Я достаю из саквояжа маленький электрический фонарь, который дал мне мистер Тамбовцев. Между прочим, такие делают только в Югоросии. Несколько раз мигаю им в сторону моря. Жду. Через некоторое время над волнами слышится приглушенный рокот.

Из темноты неожиданно выныривает черная лодка, будто сделанная из надутой китовой кожи. В лодке два человека в странной черной форме. Один из них сидит на руле, а второй стоит на носу, и освещает меня с ног до головы мощным электрическим фонарем. Лодка тыкается носом в берег.

— Майор Оливер Джон Семмс? — с протяжным русским акцентом спрашивает меня тот, кто стоит на носу.

— Да, — кричу я, — это я!

Мне машут рукой, — Садитесь в лодку, мистер Семмс, мы за вами!

Хватаю саквояж — вот она военная привычка — путешествовать налегке, и забираюсь в лодку. Она мягкая, будто действительно сделана из надутой кожи. Мы несемся в открытое море. Меня предупредили, что нас заберет корабль. Но где же он? Его не было, когда стемнело, и не может быть сейчас. И вдруг снизив скорость, наша лодка тыкается в то, что мне сначала показалось морским чудищем невероятного размера. Потом я вдруг понял, что это огромная субмарина, наподобие «Наутилуса», описанного Жюлем Верном. Почти на ощупь я перебираюсь на палубу подводного судна. Русские моряки поддерживают меня с двух сторон. Огромный черный корпус, надстройка в середине, небольшая, по сравнению с размерами корабля, поперек нее надпись по-русски, и контур летящей чайки, так знакомый всем морякам, а так же русский военно-морской флаг. Такой же косой крест, как и на нашем флаге, флаге Конфедерации, только цвета другие — синий крест на белом поле.

В надстройке открывается люк, и я забираюсь в чрево этого подводного Левиафана. Там меня встречает человек в форме синего цвета. На его погонах, две полоски и три большие звезды. К своему стыду, я совершенно не разбираюсь в русских знаках различия, и не смогу отличить сержанта от кэптэна.

Встречающий жмет мне руку и говорит, — Майор Семмс, я командир подводной лодки «Северодвинск», капитан 1-го ранга Верещагин Владимир Анатольевич. Добро пожаловать на борт моего корабля! Мы рады приветствовать героя Конфедерации на борту нашего подводного крейсера.

— Мистер Верещьягин, — сказал я ему в ответ, — вы, вероятно, перепутали меня с моим отцом. Вот это самый настоящий герой Конфедерации.

— А не вы ли считались лучшим артиллеристом Юга? — ответил мне командир подводного корабля, — Не вы ли, попав в плен, организовали побег, и служили вашей родине до самого конца? Нет, майор Семмс, я вас ни с кем не перепутал.

Я остановился и подумал, — Вот, как, моя слава, оказывается, бежит впереди меня. Меня уже узнают даже в далекой от моего родного Диксиленда России.

Пока мы разговариваем, мимо нас матросы пронесли свернутый мокрый тюк и небольшой ящик. Как я понимаю, это то, что осталось от той лодки, после того, как из нее выпустили воздух. Чудеса вокруг размножаются, как кролики, я даже перестаю им удивляться, только киваю им при встрече, как старым знакомым. Наверное, я сошел с ума, я не знаю.