Книга Свое счастье - Ирина Грекова

Кротов. Тише, товарищи! Чтобы высечь прилюдно, надо знать, какой зад сечь. Прошу высказываться не хором, а по очереди. Когда-то был хороший обычай снабжать председателя колокольчиком.

Малых. Тут нужен царь-колокол. (Смех.)

Полынин. Одно из обвинений состоит в том, что в отделе слишком много докторов и некоторые (в том числе я) ничего не делают. Я охотно принимаю это обвинение. Докторов в отделе действительно много, и я охотно уменьшу их количество на единицу. (Шум.)

Малых. Игорь Константинович, это непорядочно! Надо защитить нашего заведующего от лживых обвинений, а вы начинаете с того, что признаете одно из них правильным!

Кротов. Руслан Сергеевич, вам будет предоставлено слово.

Малых. Тысячу раз просил меня этой кличкой не называть!

Ярцева. На тысячу первый — стреляешь. Уже слышали. (Смех.)

Полынин. Покуда не началась стрельба, спешу закончить свое выступление. Все обвинения по адресу Александра Марковича, разумеется, ложны. Но чем меньше мы будем обращать на них внимание, тем лучше. Обращая на них внимание, мы, так сказать, гладим по шерсти автора писем, который именно этого и добивался.

Кротов. Не согласен! Мы должны активно поддержать своего заведующего, подчеркнуть его незаурядные качества, мужество, выдержку. На его месте я сказал бы: «Ну вас всех к черту!» — и ушел бы. А он предпочел бороться. Глубоко уважаю вас за это, Александр Маркович! (Аплодисменты.)

Дятлова. Вокруг моего имени анонимщик поднял невероятный шум. В его освещении я исполняю одну-единственную функцию: пишу диссертацию сыну Фабрицкого. К тому же пишу плохо, так что совсем непонятно: зачем Александр Маркович меня держит? Надо думать, что с той же единственной целью — состряпать плохую диссертацию для Гоши Фабрицкого — я писала много лет свои научные работы, издавала их и переиздавала. Но совсем уже непонятно, кем и для чего переводились они на иностранные языки? Остается предположить, что Фабрицкий покупал иностранные издательства. (Шум, смех.)

Заметьте, что состав «авторов» диссертации Георгия Фабрицкого растет от анонимки к анонимке. Я неизменно стою во главе этого коллектива, но, кроме меня, в него входят Полынин, Кротов, Толбин, Коринец, Шевчук, Зайцев и другие. Представьте себе, какой перл научной мысли должен возникнуть в результате усилий такого мощного коллектива? А автор писем утверждает, что диссертация «на поверхностный взгляд не удовлетворяет требованиям». Очевидно, оппоненты и члены совета отнеслись к ней недостаточно поверхностно, когда дружно высказались «за»…

Еще один пункт обвинения: Фабрицкий насильно приписывает себя в качестве соавтора всем сотрудникам отдела. Мне такие факты неизвестны. Пожалуйста, поднимите руку, кто печатался в соавторстве с Фабрицким?

(Коринец поднимает руку.)

Дятлова. Вы печатались в соавторстве с Фабрицким? И что это было?

Коринец. Статья в стенгазете. (Смех.)

Дятлова. Думаю, вопрос ясен. Так же обстоит дело и с другими обвинениями. Впрочем, нет. Одно из них справедливо. Анонимщик утверждает, что мы с Фабрицким друзья. Это я подтверждаю с гордостью. Прибавлю: и воевали вместе, хотя я обычно об этом не говорю. Все-таки быть ветераном войны не каждой женщине приятно. (Смех.) Я не знаю, кто это писал. (Председатель останавливает.) Что вы мне затыкаете рот? Не знаю и не догадываюсь! Но кто бы ни писал, это классический подлец. Если он сидит сейчас среди нас, пусть плюнет самому себе в рожу. (Смех.)

Кротов. Анна Кирилловна!

Дятлова. Умолкаю.

Малых. Дайте и мне. В анонимках все клевета и вонючая ложь! Как будто лопнула канализационная труба и хлынул поток дерьма…

Кротов. Смягчайте свои выражения.

Малых. Извиняюсь. (Смех.) Таких людей, как Александр Маркович, надо заносить в Красную книгу! Разве он хуже, менее достоин охраны, чем какой-нибудь венценосный журавль? Он венценосный руководитель!

Фабрицкий. Смягчайте свои выражения. (Смех.)

Малых. Если этот тип сидит сейчас здесь, то он должен подать заявление об уходе. А не подаст, мы все равно узнаем, кто он, и выгоним с позором. (Аплодисменты.)

Ган. Я с самого начала знал об анонимках, и мне было нелегко хранить тайну. Александр Маркович правильно поступил, что добился гласности. В анонимках нет ни слова правды. У нас немало недостатков, но содержание анонимок с ними не коррелировано. Если бы я писал анонимку, поверьте, я бы написал ее лучше. (Смех.) Разоблачить анонимщика необходимо, но не надо играть в любительский сыск. Мы должны не кустарничать, а передать дело в руки правосудия. Если нельзя подавать в суд от лица отдела, добьемся, чтобы дело возбудил партком.

Ярцева. Я, как и все, возмущена обвинениями в адрес Александра Марковича. Коснусь одного пункта, о котором еще никто не говорил: это обвинение в бабничестве. Может быть, Александр Маркович в душе и бабник, но в отделе он этого никак не проявляет. Я это знаю из достоверных источников и даже по собственному опыту. (Смех.)

Фабрицкий. Спасибо, Даная. (Смех.)

Толбин. Я считаю, что Александр Маркович прекрасно руководит отделом. У него просто талант руководителя. Мы с ним находимся в теплых, дружеских отношениях, и я горжусь этой дружбой. С его стороны я всегда встречал горячую поддержку. К диссертации Георгия Фабрицкого я не имел никакого отношения.

Что касается докторов, то они работают с полной отдачей. Я всегда восхищался тем, как руководят своими аспирантами Полынин и Дятлова. Большое количество докторов — честь для отдела. Присоединяюсь к мнению, что желательно дело передать в прокуратуру, но сомневаюсь, что она за него возьмется.

Малых. Возьмется, если нажать как следует!

Вишнякова. Я не доктор и не близкий Александру Марковичу человек. Один раз, правда, он подвез меня на машине к Финляндскому вокзалу. (Смех.) У нас с ним бывали разные мнения, мы спорили, иногда резко. Например, я считала, что дисплей нужно делать, а он — что не нужно. Но он всегда относится к чужому мнению терпимо. Эта терпимость, чувство юмора и неизменная доброжелательность — замечательные черты Александра Марковича. Правда, порой он бывает слишком запутан, не всегда до конца искренен, играет в тайну. Элемент игры, безусловно, есть в его поведении. Может быть, это и хорошо, не берусь судить. Хорошо, когда человек встречает неприятности играя, я этого не умею. И, безусловно, хорошо, что анонимки преданы гласности: туман спадает, ситуация проясняется. Последнее время мы все чувствовали что-то неладное, но нас ни во что не посвящали.

Теперь об авторе анонимных писем… (Председатель останавливает.) Я не делаю предположений. Но его позиция уязвима. Никто из нас не безукоризнен, но каждому дано видеть свои поступки и понимать, что в них хорошо, а что плохо. Автор писем поступил плохо и сам это понимает. Если бы он думал, что поступил хорошо, он бы подписывал письма. Такая позиция вызывала бы если не согласие, то понимание и даже уважение. Но позиция, занятая автором, ничего, кроме презрения, не заслуживает.